трехэтажными домами. Выходим на улицу, это частный сектор, и, пройдя метров так сто пятьдесят или двести, уже потеряв от утомительного перехода чувство самосохранения, валимся под высокими деревьями рядом с дорогой. Рядом частные дома из кирпича, огороды. К нам подходят трое ребят, одетых в защитную форму.

– Вы только прибыли, наверное, сюда? – спрашивают они нас, и мы молча киваем. – Не останавливайтесь здесь, пулемет хохлятский бьет уже дня два, он вас здесь достанет.

Ребята уходят. Мы, разделившись по группам, полусидя отдыхаем под деревьями у дороги, а командиры наши ведут рассуждения:

– Так и куда теперь?

– Выходи на них. Пусть объяснят, куда дальше двигаться.

Командир наш, взводный, позывной которого «Пепел», оглядываясь по сторонам, выходит по рации. Идет разговор.

Пусть решают, думаю я, главное, что дошли, остальное дело техники, и хорошо, что не окопы, а дома здесь кругом. Прошло минут десять, а может и больше, и мы построились. Начали распределяться по группам. Нас в группе 12 человек. Командир нашей группы с позывным «Белый», за спиной которого было три командировки в Чечню, повел нас куда-то к школе. Вернее, вел нас не командир к школе, а проводник, который специально пришел за нами. Шли мы с полчаса по дороге, вдоль частных одноэтажных домов. Оказалось, что Курдюмовка состоит в основном из частного сектора, представляющего собой кирпичные одноэтажные дома. Как у нас в селах или в деревнях, только у нас больше деревянных домов, а здесь принято все строить из кирпича. Желтый такой кирпич. А редкие трехэтажные и двухэтажные здания потом я видел только на самом краю Курдюмовки, что в сторону железной дороги. Как мне сказал один житель Ростова, который хорошо знал здешнюю жизнь, «украинцы здесь строят все из кирпича не потому, что богатые очень, а потому что тупо, банально леса у них нет». Так вот, сойдя затем с дороги, срезав путь по каким-то ухабам и пройдя через дворы, мы вышли к деревянному одноэтажному зданию. Да, так обычно и выглядит сельская школа – широкие и высокие окна, посередине крыльцо с двухстворчатыми дверьми, ведущими внутрь здания. Заходим внутрь. Коридор ведет куда-то в глубь помещения, от входа шагах в пяти влево большая комната без дверей, а справа дверь, куда нас проводник и отправил.

Заходим, слева настил, куда сразу запрыгнули человека четыре, а мы рассосались кто куда. Напротив входа в помещение, чуть правее наискосок, маленькая печка из железа, в которой огонь горит. Рядом с печью щепки, рубленые доски. Я, лично, устроился сразу справа у стены, сев на перевернутое ведро. Другие тоже нашли себе место. Старший нашей группы на стул сел возле настила с правой стороны печки. Вот так и устроились: пока сидится спокойно, надо сидеть и отдыхать. Заработала рация, старший группы связался с командиром взвода Пеплом и ненароком назвал не цифры нашей дислокации, а слово «Школа» – разрыв украинской мины рядом со школой не заставил себя ждать. Дело все в том, что вэсэушники перехватывают наши разговоры по рации, слушают нас, а наши слушают их. Потому все места дислокаций носят номера. К примеру, 148 или там 167. Мы знаем, к примеру, где эта 167 находится, то есть какой дом и на какой улице подразделение расположилось, а противник не знает. То же касается и техники, наличия людей – все шифруется под кодовыми названиями. «Карандаш» – это боец, или «коробочка» – это БМП, а может быть это «злая собака» – это значит, разведчик противника появился в небе, и все вот в таком духе.

Да, кто-то из несведущих читателей может задаться вопросом, ведь карандаши или коробочки часто употребляются в разговорах по рации, и все вроде бы и понятно… Нет, не все так просто. Пока они данные перешлют дешифровщикам, в разведку свою, чтобы те расшифровали полученные данные, уйдет время. Они, украинцы, тоже должны знать наверняка, чтобы не ошибиться. Ошибка любая может унести жизни своего подразделения или из-за ошибки можно потерять выгодную позицию. Потому им необходимо время на то, чтобы проверить данные. А время – это выигранные сражения, это жизни людей и многое другое, время для нас важно. Кроме того, во всей этой бойне часто все так же, как в банальной гражданской конторе, многое держится на отчетности. И хорошо, что у нас меньше отчетности, чем у противника. Вот пример, ударили они один раз по школе, где мы сидим сейчас, когда открыто старший назвал слово «школа» по рации, и на этом прекратили удары. То есть влепили одну мину по нам и отчитались вверх своему командованию о «проделанной работе». Я потом часто встречался с таким отношением у хохлов к войне, что не раз спасало мне жизнь. А если бы не одну для отчета, а на совесть лепить по нам мины начали?

Рассвело. Раннее утро. Наша группа выдвинулась на точку, что находилась за 150 метров до края Курдюмовки. Это частный сектор, улица, состоящая из частных домов. В одном из таких домов мы и остановились, а вернее, в подвале этого дома. Объясню. Дело в том, что рядом с каждым домом в том краю находится добротный подвал, и это как правило у них. Бетонные ступени, добротный проход вниз, и такое же добротное помещение подвальное. Эти помещения почти все одинаковые и похожи друг на друга своей кладкой и бетонными перекладинами-плитами, которые являют собой потолок. Стены выложены или камнем, или кирпичом. Обычно камнем. Пол или глинобитный, или же залит цементом. Наш подвал оказался уже обжитым, тут ранее стояла другая группа до нас. Аккумулятор от автомобиля стоял у входа слева, к нему вел провод, заканчивающийся лампочкой, висевшей у стены справа. Под лампой стол длинный в полтора метра. На столе остатки пайков и кастрюли. У левой стены помещения находился широкий настил. А напротив входа установлена была аж кровать, на которой лежал матрац. Эту кровать командир занял, а мы расположились на настиле. Здесь нас уместилось человек семь, а остальные же расположились в соседнем доме. Старшим назначили там очкастого, человека серьезного, в меру упитанного и делового, носящего очки, которые придавали ему интеллигентный вид. Наши соседи обустроились не в подвале, так как подвал там был, как они сказали, мало приспособлен для жизни, а в самом доме. Если не привлекать внимания, то можно и в доме жить, соблюдая правила конспирации, правила войны. Во дворе дома установили пост, дежурить необходимо было каждому из нас по одному часу. В этом подвале мы провели порядка трех дней, не больше. За это