Взлет этого человека был не случаен. Он был представителем национальной буржуазии и крупных промышленных кругов и показал себя умелым выразителем их интересов в ходе мобилизации экономики страны на нужды войны. С ним связывали возможность доведения войны до победного конца, в его лице видели и второго Столыпина, способного усмирить волнения и беспорядки в России. Остальные посты в правительстве заняли: министр иностранных дел — П. Н. Милюков (кадет), Военный и морской — А. И. Гучков (октябрист), путей сообщения — Н. В. Некрасов (кадет), торговли и промышленности — А. И. Коновалов(прогрессист), финансов — М. И. Терещенко (внепартийный), просвещения — А. А. Мануйлов (кадет), земледелия — А. И. Шингарев (кадет), юстиции — А. Ф. Керенский (трудовик, с марта — эсер), обер-прокурор Синода — В. Н. Львов (центр), государственный контролер — И. В. Годнев (октябрист)[480]. В правительстве большинство министерских постов принадлежало членам конституционно-демократической партии, к которой примыкал и председатель правительства князь Львов, и все они являлись представителями Москвы и глубинных центров России, откуда всегда черпалась сила русского народа. В русском обществе повсеместно не было доверия к петербургской знати, особенно к ее высшим слоям, которых обвиняли в «потере всякого национального чувства, в желании поражения, в подготовке к измене»[481].

Рассмотрев состав Временного правительства, участники совещания невольно обратились к форме правления в стране и как ее выстроить с учетом существующих монархических традиций в России. После долгих споров было решено оставить в России монархию, но непременно потребовать отречения Николая от престола.

Эту идею поддержал и приехавший под утро в думу Гучков, объезжавший всю ночь полки и вокзалы для принятия мер по обороне города и его пригородов. Он был в крайнем возбуждении от увиденного и взволнован гибелью ехавшего с ним в автомобиле князя Вяземского, убитого выстрелами распоясавшихся солдат. Он настаивал на принятии решительных мер по наведению порядка в Петербурге и считал необходимым, для спасения династии, потребовать отречения Николая II от престола. Гучков говорил: «Надо дать России нового монарха, с которым примирился бы народ», — и он сам предлагал собравшимся послать его к государю с требованием отречения его в пользу наследника[482].

В момент падения старого правительства и образования Временного комитета Государственной думы вся остальная Россия, кроме Петрограда, жила еще, ничего не зная о перевороте.

В Москве переворот произошел без единого выстрела. К концу дня 1 марта не было ни одной воинской части, не присоединившейся к Временному правительству. Охранные и сыскные отделы были разгромлены или подожжены, а количество арестованных полицейских и жандармов превышало 1000 человек. Быстро был организован общегородской комитет, численностью 150 человек, куда вошли представители демократических и общественных организаций. В городе был полный порядок, выходили все газеты, политические заключенные были освобождены[483]. Губернские управы по всей России жили в ожидании своей судьбы, и их никто не тревожил, за исключением Твери, где губернатором был Бюнтинг — незаконнорожденный сын прусского короля Вильгельма I. Его ненавидели за проявления жестокости, и он был убит при оказании сопротивления восставшими жителями города.[484] Курский губернатор при первых известиях о перевороте сбежал, орловский — попытался противодействовать, но был быстро смещен, пензенский — занял примирительную позицию между обществом, горячо сочувствовавшим перевороту, и начальником жандармского управления, желавшим применять жестокие меры, предписанные Протопоповым. Тогда, не доверяя губернаторам, Родзянко напрямую обратился к городским головам и председателям земских управ с требованием, чтобы они становились центрами переворота и брали власть на местах в свои руки[485].

По всей России, с востока на запад, и севера на юг, подобно крупному пожару в тайге, с большой скоростью пронеслась волна смещения и изгнания чиновников старой власти с насиженных мест, ненавидимых в обществе и презираемых людьми за их безразличие к нуждам и запросам простых людей. Горели дворцы и усадьбы, возведенные на украденные у народа средства, рушились судьбы взяточников и казнокрадов, и им никто не сочувствовал. Новая власть быстро утверждала себя без войск и без полиции — так сильно и долго народ ожидал перемен, и он их дождался.

В этот тревожный для страны час мысли новой зарождающейся власти были обращены к армии. Петроградский гарнизон был на стороне Временного правительства, но как поведет себя воюющая армия — никто не мог предсказать. Но сама армия, без поддержки правительства и народа, становится хрупким и податливым организмом, и в политических распрях она может стать большой опасностью для общества, и вдвойне опасной, если в ней появляются генералы с бонапартистским уклоном. Генерал Алексеев более двух лет возглавлял воюющую армию против армий Центральных держав, и в широких кругах русской общественности он снискал себе славу военного труженика рядом с бездействующим Верховным главнокомандующим Николаем II, который был тяжелой обузой для войск и штабов. Находясь в отпуске по болезни, Алексеев имел несколько встреч с князем Львовым, Родзянко, Гучковым и Милюковым и их представителями, с политическими взглядами которых он во многом был согласен. План заговора по отречению Николая II от власти генералом Алексеевым с видными представителями Прогрессивного блока был окончательно согласован, и, прервав отпуск, Алексеев прибыл в Ставку за три дня до прибытия туда царя. Военные заговорщики решили избрать местом низвержения императора от власти город Псков, где размещался штаб Северного фронта, и где командующий фронтом Рузский и его начальник штаба Данилов согласились быть исполнителями задуманного.

В Ставке до 28 февраля сохранялось относительное спокойствие. Министр императорского двора генерал-адъютант граф Фредерикс и дворцовый комендант Свиты Его Величества генерал Воейков были главными заговорщиками в Ставке, и все события, происходящие в Петрограде, они докладывали царю в благожелательном тоне и в том ключе, который ими был намечен и согласован по времени с заговорщиками в столице империи. Они знакомили Николая II с телеграммами Голицына, Родзянко и Беляева, давая им свою оценку, смягчая их и до поры до времени скрывая угрозу переворота, в котором они же сами и участвовали.

Когда события в столице подошли к роковой черте — там не существовало уже правительства, а влияние императрицы и поддерживавших ее лиц на происходящие процессы было парализовано, — то по настоянию генерала Алексеева в Ставке под председательством царя состоялось экстренное совещание, на котором обсуждалась вся информация, полученная из Петрограда, и план возможных действий. Алексеев высказался за принятие рекомендаций великого князя Михаила Александровича и Родзянко, Фредерикс загадочно отмалчивался, а царь, при поддержке генерала Воейкова, настаивал на принятии репрессивных мер против восставших.