<назначают> mermnus, одному богу одну птицу, другому — другую. Вот на самом деле как много видов ястребов.

5. Египтян подвергают насмешкам большинство народов за поклонение и обожествление различных животных. Но жители Фив, хотя и греки, поклоняются кунице, и как я слышал, потому что она была нянькой Геракла, но даже если она не была нянькой, по крайней мере когда Алкмена была в тяжести и не могла разрешиться дитем, куница подбежала к ней, и освободила узы ее утробы, так что явился Геракл и сразу начал ползать. А те кто живет в Гамаксите в Троаде поклоняются мыши, и вот почему. По их мнению они дали Аполлону имя Сминфийского, которому они поклоняются, ибо эолийцы и народ Троады все еще называю мышь сминфом (sminthus), в точности как Эсхил пишет в своем Сизифе [fr. 227 N]:

Нет-нет, но почему сминф полевой настолько ужасен?

И в храме Сминфея содержится ручная мышь и кормится за общественный счет, а под алтарём гнёзда белых мышей, и рядом с треножником Аполлона здесь располагается мышь. А еще я слышал следующий мифический рассказ об этом культе. Мыши явились мириадами и погрызли на корню посевы эолийцев и троянцев, оставив сеятелей без урожая. Соответственно бог в Дельфах сказал, когда вопросили его, что они должны принести жертвы Аполлону Сминфею; они послушались и избавились от зловредности мышей, и их пшеница дала обычный урожай. И они добавляют следующий рассказ. Некие критяне, которые вследствие катастрофы их постигшей, были отправлены основать колонию, умоляли Пифийского Аполлона указать им подходящее место, благоприятное для основания города. Такой они получили ответ: в месте, где землеродные пойдут войной на них, они должны поселиться и воздвигнуть город. И вот они пришли в место Гамаксит и поставили свой лагерь для отдыха; но бесчисленный рой мышей украдкой сползся на них и погрыз ремни на щитах и съел тетевы от луков. Вот так они догадались, что это были за «землеродные», и кроме того, не имея средств получить защитное оружие, они поселились в этом месте и построили храм Аполлону Сминфею. Итак, это упоминание мышей заставило нас коснуться вопросов теологии; однако от нас не убудет, если мы выслушаем сказку, даже такую как эта.

6. По-видимому дельфины заботятся даже о своих мертвых и не отказываются от своих собратьев когда те уходят из жизни. Во всяком случае они подныривают под своих мертвых товарищей и доставляют их к берегу в уверенности, что люди похоронят их, и Аристотель приводит свидетельства этому [HA 631 a 18]. А другая стая дельфинов следует за ними, оказывая почести, или же на самом деле, чтобы защитить мертвое тело, ибо опасаются, что другие огромные рыбы набросятся, чтобы захватить его, а потом сожрать. Все благочестивые люди, которые ценят музыку, хоронят дельфинов из-за их уважения к музыке. Но те кому, как они говорят, Музы и Грации чужие, пренебрегают заботой о дельфинах. Поэтому, милые дельфины, вы должны простить свирепую природу человека, поскольку даже народ Афин бросил выдающегося Фокиона[507] непогребенным. И даже Олимпиада лежала бег погребения, хотя она была матерью сына Зевса[508], как она сама похвалялась, и как он утверждал. И египтяне после убийства римлянина Помпея, прозванного «Великим», который достиг столь многого, который добился выдающихся побед и трижды праздновал триумф, который спас жизнь отцу своего убийцы[509] и восстановил его на египетском троне, бросили его обезглавленного на берегу моря, так же как люди зачастую бросают вас. Ибо это всеядное существо человек не пощадит вас, и пойдет на то, чтобы засолить вас, и не заметит, что это деяние ненавистно музам, дочерям Зевса.

7. В Египте поклоняются льву, и там есть город названный в честь него[510]. Особенности тамошних львов достойны записи. У них есть храмы и очень большие пространства где они бродят; мясо волов подают им ежедневно и оно лежит, освобожденное от костей и жил, разбросанное тут и там, и львы едят его под аккомпанемент песни на египетском языке. Тема этой песни такова: «Не околдуй никого из смотрящих»; эта песня, по-видимому, как вы могли бы сказать, является заменой амулетов. Многие львы обожествлялись в Египте, и здешние каморки лицом к лицу освящены их использованием. Окна одних открыты на восток, других на запад, делая жизнь для них более приятной. И чтобы сохранить здоровье у них есть места для физических упражнений и борцовские площадки рядом, а их противник — упитанный телец. И если, попрактиковав свое мастерство против тельца, лев заваливает его (это требует время, ибо он ленив и не занимается охотой), он ест до отвала и возвращается в свое стойло.

Лев очень огненное животное, и поэтому египтяне связывают его с Гефестом, но, говорят они, он не любит и избегает огня извне, потому что он сам огненный внутри. А поскольку он очень огненной природы, они называют Льва[511] домом Солнца, и в разгар лета, когда солнце горячее, они говорят: наступил Лев. Кроме того, жители великого города Гелиополиса держат львов у входа в храм бога как принадлежащего (так говорят египтяне) до некоторой степени множеству богов. И что еще, они являются в снах тем, кого боги коснулись своей милостью и кто произносит пророчества, а тех, кто совершил клятвопреступление, они наказывают, но не сразу, а после некоторого промедления, ибо бог вдохновляет их праведным негодованием. И Эмпедокл утверждает, что если человеку уготовано переселиться в животное, то для него наилучше переселиться во льва; а если в растение, тогда в магнолию. Вот слова Эмпедокла [fr. 127, Diels Vorsok.⁶ 1.362]:

«Среди диких зверей они становятся львами, чьи логова в горах, и которые спят на земле, а среди деревьев огненно-листыми магнолиями».

Но если мы (как нам и следует) примем во внимание мудрость египтян, которые учитывают такие проявления естественных причин, то они назначают передней части животного огонь, а задней части воду. Опять же, египетские ремесленники в своих поделках и тщеславные легенды Фив пытаются представить сфинкса с его двуединой природой как двуединого по форме, создавая его впечатляющее обличье путем слияния тела девы с таковым льва. И Еврипид предполагает это, когда говорит [fr. 540 N.]:

«И подвернув хвост под ноги львиные она села».

А еще говорят, что немейский лев упал с луны. Во всяком случае Эпименид сказал такие слова [fr. 2, Diels Vorsok.⁶ 1.32]:

«Ибо я откололся от рыжекудрой Луны, которая в страшных судоргах стряхнула свирепого