улыбнулся. – А для чего им нужны эти волосы?

– Для париков. – Девушка тоже улыбнулась, она поверила, что не причинила ему боли.

– А я думал, для матрацев.

– Для матрацев?!

– Да. В немецких гостиницах над умывальником висит целлулоидный рожок, туда полагается сбрасывать вычески. Потом этими волосами набивают матрацы.

– Как мило! Как разумно! – Девушка передернула плечами. – И как отвратительно!

– Что б вывесить такое воззвание, – Гущин кивнул на стенд, – тоже надо обладать завидно ясным и нетревожным духом.

– А что же делать? Как играть почтенных академиков, школьных учительниц на пенсии, изящных маркиз и прочих светских дам в исторических фильмах, если не будет седых париков?

– Вы правы… – рассеянно отозвался Гущин.

Между ними настала та неловкая пауза, которая неизбежна в случайном уличном разговоре двух незнакомых людей, ничего не знающих друг о друге, сведенных ненароком безотчетной симпатией и вынужденных расстаться.

Девушка посмотрела на ручные часы и охнула.

– Вы торопитесь? – вдруг ринулся напролом Гущин. – Может, побродим по городу?.. Если у вас, конечно, есть время. Я тут в командировке, только зайду на студию, буквально на пять минут… – Он говорил быстро, сбивчиво, боясь, что его прервут. – А потом мы могли бы покататься на речном трамвае, посидеть в кафе или пойти в Летний сад…

Девушка не прерывала Гущина, она смотрела на него вроде бы с сочувствием.

– Как много всего сразу! Мы должны выполнить всю программу; прогулка, кафе, речной трамвай, Летний сад? Вы ничего не забыли? Еще можно подняться на Исаакия, съездить в Лавру и на Волково кладбище, а Эрмитаж, Русский музей, квартира Пушкина?

– Простите, – сказал Гущин смиренно и без всякой обиды становясь на подобающее ему место… – Это внезапное помрачение рассудка, со мной давно никто не заговаривал на улице. Мне вдруг показалось, что мир сказочно подобрел.

Лицо девушки притуманилось и вновь будто постарело.

– Зачем вы так? Я же не отказываюсь. Но мне тоже нужно на студию, и тоже на пять минут.

– Так идемте!.. Вам в какой отдел?

– В актерский.

– Вы?..

– Да, я именно то, что никогда не требуется на студии – актриса. А вы? Ума не приложу. Вы не подходите к студийной обстановке.

– Почему?! Судя по той же доске объявлений студия имеет дело не только с творческими работниками.

– Нет. – Девушка покачала головой. – Кино, как Бог шельму, метит всех, кто попадет в его орбиту. Студийный счетовод ближе к Олегу Стриженову, чем к другому счетоводу из какой-нибудь ЖЭК. Вы не киношник, вы серьезный и грустный человек, случайно попавший в страну лжечудес.

– Проще говоря, я инженер. По специальности катапультист. Меня прислали сюда по вызову группы «Полет в неведомое».

– Знаю, – сказала девушка. У них там все время катапультируются. Вы, конечно, москвич?

– Да, я заметил, ленинградцы мгновенно угадывают москвичей.

– Простонародный говор выдает, – засмеялась девушка. – Ну что же, мы уже знаем друг о друге в пределах анкеты для поездки, скажем, в Болгарию. Не заполнена первая графа. – Она протянула ему руку. – Поскурова Наталия Викторовна. Наташа.

– Гугцин Сергей Иванович.

Они обменялись рукопожатиями и вошли в вестибюль киностудии.

– Вам за пропуском? – спросила Наташа и гордо. – А у меня постоянный. Значит, встречаемся здесь через четверть часа.

– Послушайте, – остановил ее Гущин, – если вы не придете… не сможете прийти, это ничего. Я не обижусь. Я вам всю жизнь буду благодарен за встречу.

– Как странно вы говорите! За что вам меня благодарить?

– Вы были так добры… столько сделали для меня. Я не могу вам этого объяснить, – бормотал он растерянно.

– Но зачем же такой прощальный тон? Ведь мы же увидимся.

Гущин покачал головой.

– Да, да… Но в этих коридорах люди легко теряются…

– Я-то не потеряюсь! – засмеялась Наташа.

Она кивнула вахтеру, видимо, знавшему ее в лицо, и побежала по коридору помещения.

Гущин проводил ее взглядом, потом подошел к пропускной и протянул над барьером свой паспорт.

– Заявка есть? – спросил инвалид-охранник.

– Не знаю. Должна быть.

– Не вижу что-то…

– Я прихожу сюда уже пятый раз. Неужели вы меня не запомнили?

– Эдак я каждого могу запомнить… – начал скучным голосом охранник, но тут ему попалась заявка на Гущина.

Он долго и старательно выписывал, вернее, вырисовывал пропуск своей калечной рукой. Вокруг творилась обычная студийная жизнь. Престарелая актриса с рыжим шиньоном умоляла по телефону заказать ей пропуск: «Аркадий Сергеевич сам назначил встречу. Вы что-то путаете, милейший… Он хотел пробовать меня на Царевну-лебедь» – в грудном голосе актрисы звучали слезы.

Длинноволосый юнец сказал своему приятелю с тонким прыщеватым лицом; «Старик, лента, несомненно, удалась!»…

Дама в пенсне провела мимо вахтера двух испуганных школьниц с милыми, жалкими косичками – девочек влекли на жертвенный алтарь искусства…

…Инвалид-охранник протянул Гущину пропуск. Но тут же снова забрал и еще раз сверил с паспортом.

– Похоже, что у вас не киностудия, а термоядерный институт, – заметил Гущин.

– Это почему же? – не понял охранник.

– Такая у вас канитель с пропусками.

– Иначе никак нельзя! – убежденно сказал охранник. – У нас в прошлый год две рояли увели.

Гущин расхохотался, предъявил пропуск вахтеру и двинулся по коридору.

Толкнув дверь с надписью «Полет в неведомое», он оказался в святая святых съемочной группы – режиссерском кабинете. Тут было пусто, если не считать фанерного столика и одного стула Режиссер – высокий, седеющий красавец, выбросил из-за стола свое тренированное тело и приветствовал Гущина с тем ничего не значащим ледяным радушием на грани панибратства, которое столь характерно для киношников.

– Ну, как вы, дорогой, отбываете в родные пенаты?

– Отбываю. Пришел попрощаться и пожелать вам удачи. Если что будет нужно, немедленно дайте знать.

– Спасибо, спасибо! Вы нам так просветили мозги, что дальше некуда. Еще раз спасибо от всего нашего творческого коллектива, – и режиссер широким жестом обвел пустой кабинет.

Он не смог ограничиться простым рукопожатием, обнял Гущина на прощание и прижал его голову к своей гладко выбритой, атласной щеке.

Гущин пересек коридор и вошел в приемную директора.

– Здравствуйте, – сказал он секретарше. – У кого я должен отметиться и получить билет?

– Все у меня, – доброжелательно отозвалась величественная секретарша. – Что так быстро?..

– Мы все закончили.

– Все, все? – спросила она с привычной недоверчивостью.

– Все… Пожалуй, есть одно дело. Где у вас сдают седые человеческие волосы?

– Господь с вами! – замахала руками секретарша. – У вас такая красивая седина!

– У меня сегодня на редкость счастливый день, – сказал Гущин, – мне то и дело говорят добрые слова.

– Неужели вы так нуждаетесь в деньгах? – Впечатление было такое, будто она хотела дать Гущину взаймы.

Он рассмеялся.

– Я видел ваше объявление… А потом у меня случился один разговор, и мне захотелось напомнить себе