повернул, – добавил он серьезно.

– Какой вы милый! – так же серьезно сказала Наташа.

Гущин смутился.

– Кваренги? – раздался за их спиной голос шофера. Его захватило это путешествие в прошлое.

– Нет, сказал Гущин. – Я склонен думать, что это Фельтен. Помните, решетку Летнего сада?

– Еще бы! – сказал шофер и задумчиво добавил: – Может, и Фельтен, кто их, к дьяволу, разберет!

– Теперь вы понимаете, что я имел в виду под «моим Ленинградом», – спросил Гущин, когда они двинулись назад к машине.

– Да, – она улыбнулась, – мне нравится этот незнакомый город.

Они сели в машину, и тут в поле зрения Гущина случайно попал счетчик. У него вытянулось лицо.

– Заедем на минуту на вокзал, – обратился Гущин к шоферу…

…Гущин наклонился к билетной кассе.

– Поменяйте мне, пожалуйста, мягкую «Стрелу» на пассажирский некупированный, – попросил Гущин.

Старая, видавшая виды кассирша посмотрела на него поверх очков и сказала осудительно:

– Эх вы, господа командировочные, вечно до последней копейки проживаетесь.

– А как же, – сказал Гущин. – Гулять так гулять!

Он получил билет и денежную разницу и засунул все это в старый потертый бумажник, где уныло помещалась одинокая десятка…

– А теперь на Васильевский остров! – сказал Гущин шоферу.

Мелькнули Казанский собор, Адмиралтейство, сверкнул вдали шпиль Петропавловской крепости, надвинулась Биржа, Ростральные колонны…

Гущин привел Наташу в маленький садик на Васильевском острове, где под кустами хоронился обломок фигуры ангела на гранитном постаменте. От ангела уцелел лишь каменный хитон да одно крыло – гордое и красивое, как у лебедя на взмахе.

– Он был необыкновенно хорош, – с нежностью говорил Гущин. – Его второе крыло готовилось к взмаху, он как будто не знал – взлететь ему или остаться на земле. И тут была заложена мысль… – Он вдруг осекся, приметив в траве крупную металлическую птицу.

На обтекаемое тело птицы была накинута железная кольчужка из мельчайших, плотно прилегающих чешуек. Золотистая рябь пробегала по кольчужке, когда птица попадала в перехват солнечного луча.

– Кто это? – оторопев, прервал свои рассуждения Гущин.

Проследив за его взглядом, Наташа сказала:

– Господь с вами, Сергей Иваныч, скворца не узнали?

– Но какой он громадный! – растерянно произнес Гущин. – Царь-скворец, чудо-скворец… Ей-Богу, скворец куда лучше ангела Он-то хоть живой!..

– Что это вы вдруг? – удивилась Наташа.

– Может, хватит старины? – просительно сказал Гущин. – Мне захотелось в сегодняшний день.

– Как хотите, Сергей Иваныч, – мягко сказала Наташа – Я совсем не устала.

– И все-таки, хватит прошлого, – настойчиво сказал Гущин. – Тем более, мой Ленинград сейчас вовсе не в этих обломках.

– Ого! – Наташа сделала большие глаза. – Вы опасный спутник, Сергей Иваныч!

– Куда мне!.. – Гущин безнадежно махнул рукой.

Они вернулись к машине, Гущин заплатил весьма солидную сумму по счетчику и хотел дать водителю на чай, но тот наотрез отказался.

– Не надо!.. Вы так здорово нам все объяснили.

Гущин пожал ему руку, и они побрели пешком к мосту лейтенанта Шмидта.

– Вы одиноки, Сергей Иваныч? – участливо спросила Наташа.

– Вовсе нет. У меня семья: жена и дочь, большая, почти ваша ровесница. А почему вы решили?..

– Мне показалось, что у вас никого нет, кроме… – она слабо усмехнулась, – кроме Кваренги.

– Это правда, – угрюмо сказал Гущин. – Хотя я не понимаю, как вы догадались.

– Ну, это несложно, – произнесла она тихо, словно про себя.

– А вы? – спросил Гущин. – Вы, конечно, не одиноки? У вас семья, муж?

– У меня никого нет. Отец погиб на фронте, мать – в блокаду. Меня воспитала бабушка, она тоже умерла – старенькая. И замуж меня не берут. Но я не одинока, Сергей Иваныч.

Они остановились на мосту и стали глядеть на реку и белую ракету, вылетевшую из-под моста. И снова Гущина перенесло в его главную жизнь…

…Девушка лет семнадцати, разительно похожая на Гущина, его дочь Женя, мажется перед зеркалом. Гущин, по обыкновению листавший какой-то альбом с видами Ленинграда, увидел ее отражение в оконном стекле.

– Ты уже мажешься? – спросил он удивленно.

– Давным-давно! Ты не наблюдателен, папа.

– Спасибо. Не могу сказать, что ты меня обрадовала.

– Я, кажется, не давала подписки делать все тебе на радость.

– Разумеется! – принужденно усмехнулся Гущин.

– Или это было условием моего появления на свет? – безжалостно настаивала Женя.

– Ну, ну, перестань. Ты, как мама, любишь добивать противника.

– Что ж, у меня есть чему поучиться, – с вызовом сказала Женя.

Гущин не подхватил брошенной перчатки.

– Ты куда-то собираешься?

Женя пренебрежительно дернула плечами.

– Да ничего интересного!

– Слушай, а может, завалимся в Химки?

– Водные лыжи? – чуть оживилась Женя. – Жаль, я только что сделала прическу.

– А хочешь, пойдем в бар – по кружке ледяного пива с сосисками.

– Это соблазнительно. Но от пива толстеют.

– А в зоопарк? – упавшим голосом предложил Гущин.

– Я уже вышла из этого возраста.

– Ну, а куда ты хочешь пойти? – почти с отчаянием спросил Гущин. – В кино, в ресторан?..

– Не старайся, папа, все равно ничего не выйдет.

– Как странно: все говорят, ты похожа на меня. Но ты вылитая мама.

– Я не большая мамина поклонница, – холодно сказала Женя. – Но кое в чем мамин опыт заслуживает внимания.

– Мама прожила нелегкую жизнь…

– Только не вспоминай войну, карточки и заслуги фронта перед тылом. Все это в зубах навязло. Я имела в виду другие мамины достоинства.

– Какие же?

– Умение быть самой собой, ни с кем и ни с чем не считаться.

– Я лично не вижу в этом… – начал Гущин.

Женя зажала уши.

– Только не ссылайся на свой пример! Это, извини меня, просто смешно. Ты, конечно, хороший специалист, все это знают. Но каждый человек, если он не круглый идиот, обязан понимать в своем деле. Ты не думай, что я тебя не люблю, папа, просто детские представления о Великом отце миновали. Я все увидела таким, как есть. И это меня не устраивает, вернее, устраивает на условиях полной свободы. И не будет ни зоопарка, ни планетария, ни водной станции, ни киношки – не рассчитывай на уютный домашний заговор обиженного отца с любящей дочерью против грешной матери…

– Сергей Иваныч, а хотите, я покажу вам свой Ленинград?

– А это удобно?

Наташа засмеялась.

– Я была уверена, что вы скажете что-нибудь в этом духе. Конечно, удобно.

– А где он, ваш Ленинград?

– Совсем рядом – на Профсоюзном бульваре.

Они пошли туда пешком.

Возле бульвара им попался навстречу маленький ослик под громадным, нарядным, обитым красным плюшем седлом. На таких осликах катают детей в парках.

– Какая крошка! – удивился Гущин.

– Спасибо скворцу за то, что он такой большой, а ослику за то, что он такой маленький, – нежно сказала Наташа.

– О чем вы? – не понял и отчего-то смутился Гущин.

– Спасибо жизни за