меня глаз, Леви соприкасается со мной лбом.

– Я могу быть лишь твоим другом. Друзья же тоже застревают друг с другом навсегда, – произношу я, не вырывая свою руку.

Мне нужно. Нужно почувствовать его хоть ненадолго.

– Я всегда буду твоим другом.

Леви целует меня в лоб, и в эту минуту дверь моей соседки открывается.

– У вас тут сериал получше, чем в моем телевизоре, – ворчит старушка.

– Вы пропустили несколько сезонов. Смотрите с первой серии, – отмахивается Леви.

Я фыркаю от смеха, а соседка недовольно захлопывает дверь.

Проходит много времени, и мы присаживаемся на ступеньки около квартиры. Леви все не перестает прикасаться к моей ладони, словно ему нужно поверить, что я рядом. У меня такое же чувство. Я все еще не могу осознать, что это не сон и мы действительно находимся в этом моменте. Вместе. На этих грязных холодных ступеньках, как друзья.

– Как ты поступила в академию? – Леви задает вопрос, который мучает меня все эти годы.

– Хороший вопрос.

Шесть лет назад

Небо затянуто грозовыми тучами, которые в любую минуту могут разразиться дождем. Но мне плевать. Может, если я промокну насквозь, то почувствую хоть что-то кроме холода, растекающегося по венам и замораживающего сердце.

Пустота стала такой осязаемой, что хочется закрыть глаза и никогда не просыпаться. Но даже поспать мне удается с трудом: звезды на моем потолке продолжают издеваться и насмехаться надо мной. Мазохистка ли я, раз не снимаю их? Вероятно. Но может, чем дольше на них смотреть, тем быстрее они подскажут, что делать дальше? Только звезды не гадалки и не сказители, они скорее поводыри. Но куда они меня приведут – неизвестно.

Я сижу на скамейке около больницы, смотря в одну точку. Сегодня была моя последняя физиопроцедура. Три месяца бесконечного лечения наконец-то закончились. Несмотря на запреты врачей, я вставала на пуанты каждый божий день, как только моя нога срослась. Колено горит адским пламенем каждый раз при нагрузке, которую приходится на него взваливать. Но я могу преодолеть эту боль. К ней привыкаешь и со временем меньше замечаешь. Чего я не могу игнорировать, так это огромную дыру в груди, сквозь которую гуляет ветер, задевая нервные окончания. Этот сквозняк невозможно остановить, дверь сорвана с петель.

Я не сразу понимаю, что уже промокла от дождя – видимо, даже это не приводит меня в чувство. Звонок телефона требует внимания, жужжа и жужжа в кармане. Рианна больше не поет, потому что мое настроение совсем не Diamonds.

Когда я достаю телефон, вижу незнакомый номер.

– Алло. – Мой голос похож на тихий шорох.

– Аннабель Андерсон? – Приятный мужской баритон на другом конце провода обращается ко мне.

– Да, это я.

– Вы подавали заявку на просмотр в Лондонскую академию танца, но так и не появились. Хотим оповестить вас, что в этом году было выделено еще два места. Они не на полной стипендии, но если вы все еще заинтересованы, то на следующей неделе у нас будет проходить незапланированный повторный просмотр.

Я вскакиваю со скамейки так быстро, что у меня начинает кружиться голова. Никогда не слышала о том, чтобы в этом учебном заведении появлялись дополнительные места. Может, это какой-то розыгрыш? Но кто будет так надо мной шутить?

– В-вы уверены? Это, наверное, какая-то ошибка, – заикаясь, произношу я.

– Никакой ошибки. Да, это необычно для нашего заведения, но иногда правила меняются. Мы будем вас ждать. Всю информацию вам вышлют на почту. Всего доброго, Аннабель.

Проходит минут десять, а я все еще стою с прижатым к уху телефоном. Может, я сошла с ума? Сейчас конец августа, через несколько недель уже начинается учебный год. Это полный абсурд.

Я падаю обратно на скамейку и запрокидываю голову. Радуга пробивается сквозь тучи, дождь перестает моросить. Привычный шум в голове наконец-то обретает ритм, который твердит мне взять себя в руки.

– Спасибо, – шепчу я слова, которые не имеют адресата.

* * *

Дом встречает меня все той же гнетущей атмосферой. Возможно, сегодня она станет еще хуже.

Я прохожу по коридору мимо комода и замечаю конверт с узнаваемой эмблемой. Нет, нет, нет. Этого не может быть. Это невозможно.

Мои пальцы дрожат, но я достаю письмо. Глаза расширяются, когда передо мной появляются слова:

«Вы приняты. Добро пожаловать в Гарвард!»

Я отбрасываю письмо, словно оно меня обожгло. Что, черт возьми, происходит? Дата на письме гласит, что оно было отправлено еще два месяца назад.

Моя злость берет надо мной верх. Я врываюсь в гостиную и застаю отца в его кресле, мама сидит рядом на диване. Они поднимают на меня глаза. И я все понимаю. Мама смотрит с сожалением, а папа – с победоносной ухмылкой.

– И как тебе это удалось? – спрашиваю я, рыча.

– Моя рассеянная дочь, видимо, забыла подать документы. Но как хорошо, что ее папа ответственный. Да еще и имеет некоторую власть. Повезло этой девочке с родителем. Я отправил им ответное письмо с твоим согласием. Собирай вещи, тебя ждут в Гарварде.

Из меня вырывается ироничный злобный смех.

– Аннабель, успокойся. Давай поговорим, – ласково произносит мама.

– Я устала говорить, мама! Бесполезно пытаться что-то донести до человека, который притворяется глухим к твоим словам.

– Прекрати истерику и убирайся в свою комнату. У тебя много дел перед отъездом, – громыхает папа.

Я провожу руками по лицу и отправляю отцу его привычную ядовитую усмешку. Возможно, мой вид сейчас граничит с сумасшествием.

– Да, ты прав, папа. У меня много дел перед отъездом, – он расслабляется в кресле, смакуя мое поражение, – в Лондон. Я еду на просмотр в академию.

Мама ахает и прикрывает ладонью рот. Папа выглядит ошеломленным, он явно не ожидал такого поворота событий.

Я бросаю письмо и направляюсь к лестнице.

– Ты будешь сама по себе, если уедешь из этого дома куда-либо, что не является Гарвардом.

Приглушенные успокоения мамы и очередной курс расслабляющего массажа по спине папы давно не работают. Но она все еще пытается.

– Как замечательно, ведь именно этого я и хочу.

– Я отказываюсь быть твоим отцом. Мне не нужно такое разочарование. Ты недостаточно хороша для того, чтобы называть меня папой. Моя дочь никогда не поступила бы так.

Совру, если скажу, что эти слова не убивают меня изнутри. Но ирония в том, что там и так все умерло. Он плевал на мою любовь раз за разом. Сжигал все мои надежды на то, что когда-то полюбит меня с такой же силой в ответ. И все-таки мне хочется поблагодарить отца, ведь его попытки сломить мой