только присутствовать, но не руководить ею (ст. 190 УПК РСФСР), как это фактически вытекало из норм УПК 1923 года. Сведущих же лиц в уголовном процессе стали различать, разделив по процессуальному статусу. Эксперт сохранил его прежним, а сведущее лицо, привлекаемое следователем для оказания ему помощи при производстве следственных действий, приобрело новый статус — статус специалиста. Как следствие разделились и функции сведущих лиц. Участвующие в следственных действиях специалисты призваны были оказывать помощь следователю, а эксперты, действующие по заданию следователя или суда, проводили исследования самостоятельно на основе специальных познаний в науке, технике, искусстве или ремесле. Мнение об обоснованности выделения новой процессуальной фигуры — специалиста стало общепризнанным, а правовое решение проблемы было воспринято учеными как прогрессивное новшество уголовно-процессуального закона.[494]

Тем не менее, оставался ряд нерешенных проблем, в частности, касающихся права следователя привлекать специалистов к производству любых следственных действий, а не только тех, для которых такая возможность допускалась законом: следственного осмотра, следственного эксперимента и изъятия сравнительных образцов. И хотя большинство ученых расширительно толковали право следователя обращаться к помощи специалистов,[495] последовавшие в 1966 году дополнения и изменения к УПК, несмотря на то что перечень таких следственных действий пополнился обыском и выемкой, установил жесткое правило, которым исключалось расширительное толкование круга этих действий. Специалист мог привлекаться для участия в следственных действиях только в случаях, как было сказано в новой статье 133 УПК, предусмотренных настоящим Кодексом. Это новшество, введенное без видимых к тому оснований, стало одним из наиболее часто критикуемых положений уголовно-процессуального закона, касающихся института специалистов, поскольку реально препятствовало широкому их привлечению в уголовное судопроизводство. На практике же зачастую приходилось закрывать глаза на нарушения буквы закона, приглашая, например, специалистов-криминалистов для подготовки и проведения опознания.

Кроме того, специалист, став в 1960 году самостоятельной процессуальной фигурой, уже через шесть лет, благодаря нововведениям, лишился возможности продолжить свою работу по тому же уголовному делу в качестве эксперта. Согласно предписаниям УПК РСФСР 1960 года, эксперт, принимавший участие в осмотре вещественного доказательства, организованном и проводимым следователем, по новому закону подлежал отводу. В тех регионах страны, где ощущался дефицит экспертных кадров, эта проблема приобрела особую актуальность. Опасаясь спровоцировать ходатайство об отводе сведущего лица на основании существовавшего в законе запрета, следователь вынужден был альтернативно решать вопрос: либо приглашать его для участия в осмотре или ином следственном действии, либо сохранить за собой право привлечь данное лицо в качестве эксперта. Законодательно разделив под угрозой отвода неразрывно связанные между собой функции специалиста и эксперта, отечественное судопроизводство на долгие годы оказалось лишенным возможности привлекать в единой цепи одно и то же сведущие лицо для решения всего комплекса вопросов, требующих специальных познаний — от обнаружения до исследования доказательств.

Этот, препятствующий эффективному использованию специальных познаний нормативный запрет, просуществовал в уголовном процессе более 30 лет, и лишь к началу ХХI века, законодатель признал его несостоятельность, отказавшись в новом УПК РФ от формулировки оснований отвода эксперта и специалиста, запрещавшей их совмещение.

Более разнообразными с принятием нового УПК стали круг процессуальных действий, в производстве которых специалист вправе принимать участие. В соответствии с ч. 1 ст. 58 УПК РФ специалистов можно привлекать для участия не только в следственных, но и в иных процессуальных действиях, круг которых закон уже не ограничивал, и не «в случаях», а «в порядке, установленном настоящим Кодексом». Это процессуальное нововведение, безусловно, создало новые возможности для использования участниками судопроизводства современных научно-технических достижений в расследовании и разрешении уголовных дел.

Формы использования специальных познаний в уголовном процессе.

К концу ХХ века в России сформировались несколько урегулированных нормами уголовно-процессуального законодательства форм использования специальных познаний. Ими стали, во-первых, участие специалиста в производстве следственных действий и в судебном разбирательстве уголовных дел. Специалист здесь привлекался для оказания содействия в обнаружении, закреплении и изъятии доказательств (ст. ст. 133 и 253 УПК РСФСР). Во-вторых, привлечение иных сведущих лиц, положение которых было отлично от положения специалиста, привлекаемого в порядке ст. 133 УПК РСФСР, например, педагога, переводчика (ст. ст. 57, 159 УПК РСФСР). В-третьих, самостоятельное проведение сведущим лицом процессуальных действий, в частности, освидетельствование врачом лиц другого пола (ч. 5 ст. 181) и производство по требованию следователя ревизий и документальных проверок (ст. 69, 70 УПК РСФСР).

Четвертая форма — производство судебных экспертиз (ст. ст. 78–82, 184–194, 288–290 УПК РСФСР).

Одни из этих форм были и раньше хорошо известны, достаточно обстоятельно изучены и широко распространены в практике, другие стали новшествами последних десятилетий уходящего века. Среди последних особо выделялись ревизии и документальные проверки, о которых как самостоятельных процессуальных средствах получения доказательств быстро забыли, принимая УПК 2001 года. Тем не менее, их появление среди средств доказывания успело породить множество так и не решенных вопросов. Например, является ли ревизор специалистом в смысле ст. 133 УПК РСФСР и должен ли он предупреждаться об ответственности, подобно специалисту или эксперту. Закон на этот счет ничего не говорил. О процессуальном оформлении результатов работы ревизора и аудитора можно было судить лишь по перечню источников доказательств, среди которых фигурировали акты ревизий и документальных проверок (ст. 69 УПК РСФСР). Процессуальный статус ревизоров и аудиторов, осуществляющих документальные проверки, так и остался неясным, впрочем, как и роль следователя (суда) в подготовке и проведении данного процессуального действия.

За пределами уголовно-процессуального регулирования оставались взаимоотношения следователя со специалистом, осуществляющим предварительное исследование вещественных доказательств, а также консультационная деятельность сведущих лиц, которая осуществлялась за рамками следственных действий. Такие формы использования специальных познаний относились к непроцессуальным, а их результаты не имели доказательственного значения.[496]

Отсутствие процессуально-правового регулирования подобной деятельности создавало трудности в удовлетворении возникающей потребности следователя получить помощь от специалистов, предоставление которой не было обеспечено обязанностью специалиста такую помощь ему оказывать. Речь, разумеется, не о тех обязанностях сведущих лиц, которые вытекали из предписаний ведомственных нормативных актов. Например, на сотрудников экспертно-криминалистических подразделений МВД хотя и была возложена обязанность проводить на месте происшествия предварительные исследования обнаруженных вещественных доказательств, а также участвовать в выдвижении и проверке версий с использованием криминалистических средств и методов,[497] такая деятельность, тем не менее, все равно оставалась за рамками процессуального регулирования.

Однако даже ведомственными нормативными актами не было предусмотрено право следователя обращаться к сотрудникам экспертно-криминалистических