Я смотрела на свое осунувшееся лицо, и это не пугало меня. Яуже вдоволь наплакалась, мне стало казаться, что у меня закончились слезы.Наверно, у каждого человека свой лимит слез….

Необъятный интересный мир нельзя закрыть лоскутом моейнесложившейся личной жизни. Я понимала это и не позволила себе отдатьсядепрессии с потухшими глазами. Я знала, что должна продолжать жить.

Я хотела быть счастливой.

Все последнее время я никогда не была в квартире одна. Явсегда была со Светкой. Теперь я пыталась привыкнуть жить одна. В своемзатворничестве я никак не могла уснуть по ночам. Я беспрестанно мерила шагамипустую квартиру и однажды включила телевизор. Шел фильм с моим участием. Я селана пол и разревелась. Потом я принялась рассматривать Светкины вещи. Меняпереполняло чувство жалости к себе, и мне не с кем было им поделиться. Ярассматривала ее портрет и вспоминала то время, когда мы вместе ехали в поездев Москву из своего провинциального городка и мечтали иметь хоть какой-то угол ихоть какую-то работу. Мы ехали в общем вагоне и с надеждой смотрели в окно. Янашла фотографию, где нас двое. Я стою в длинной рубашке и рваных джинсах.Светка в сексуальном платье с люрексом с очень откровенным вырезом. Онавыставила ногу вперед и засунула палец в рот, словно порнозвезда. Насфотографировал незнакомый парень на перроне по приезде в Москву. Мы самымнаглым образом ему всучили фотоаппарат и начали позировать. Тогда я жуткостеснялась из-за Светки и сказала ей, что она ведет себя вульгарно. Светкагромко смеялась и говорила, что все мужики обыкновенные самцы и мы должнывызывать у них нормальный природный рефлекс. А затем мы принялись штурмоватьМоскву и прошли трудный путь от коммуналок, общежитий, ночевок на вокзале доквартиры в самом центре Москвы напротив храма Христа Спасителя. Когда нам былотрудно и кто-то из нас опускал руки, чувствуя себя лимитой, и хотел вернутьсяобратно, другой не давал ему это сделать и помогал вылезти из дерьма, непотеряв собственного достоинства. Мы ничего не боялись, потому что нас былодвое и все невзгоды и неприятности мы делили поровну…

Эх, Светка, Светка… Я закрыла альбом и вышла из Светкинойкомнаты.

Я вдруг открыла в квартире все шторы, посмотрела навеличественный храм Христа Спасителя и поняла, что больше не могу сидеть дома.Я оделась, нацепила на нос темные очки, чтобы никто меня не узнал, и спустиласьв небольшое уличное кафе, находящееся рядом с моим домом. Заказав пышный омлети душистый кофе, я вдруг поняла, что готова вступить в новую жизнь, где я одна.ОДНА.

Неожиданно рядом со мной появилась чистенькая, аккуратноодетая бабулька. Она наклоняется ко мне близко-близко и тихо спрашивает:

— Вам помочь?

— Что?

— Вам помочь?

— А с чего вы взяли, что мне нужна помощь?

— Вы прячете свои глаза, а ваша неестественная бледностьговорит о том, что у вас большое несчастье и вы очень страдаете.

— Вы что, гадалка?

— Нет, — совершенно спокойно ответила бабулька. — Я простоочень люблю людей.

— Любите людей?

— Да. Все люди добры и все неповторимы, просто мы разучилисьсострадать и переживать друг за друга.

Неожиданно меня прорвало. Я попросила бабульку сесть, снялаочки, сказала, кто я такая, и, плача, рассказала про свою жизнь. Я спрашивала,как мне научиться жить одной, как выгнать из памяти нехорошие воспоминания и нестрадать от одиночества. Бабулька внимательно меня слушала и ни разу неперебила.

— Вы плачете, потому что боитесь одиночества? — спокойноспросила она.

— Боюсь. А кто ж его не боится?..

— Я.

— Вы?

— Ну да. Я двадцать лет живу одна и прекрасно себя чувствую.В молодости я была женой, а когда муж ушел к другой, стала любовницей женатогомужчины. Мне не понравилось ни то, ни другое. Из двух зол я предпочла третье. Ястала жить с одиночеством.

— И вы его не боитесь?

— Нет. А разве вам неинтересно с самой собой?

— С самой собой?

— Ну да. Тем более вы известны. А известные люди, какправило, одиноки. Счастье не торопится взять их под свое крыло, хотя некоторымвезет…

Я замотала головой, надела черные очки и чуть было незабилась в истерике.

— Я не люблю одиночество… Я ненавижу одиночество. Я боюсьодиночества…

— А вы полюбите, ведь оно совсем не страшное, а даже оченьсимпатичное. Неужели смысл жизни заключался только в любимом человеке?

— Да нет. Я пахала как лошадь и, наверно, уделяла емуслишком мало времени. У моей подруги его было намного больше.

— Вам незачем себя винить и считать свою жизнь законченной.Мне семьдесят, и я считаю, что она только начинается. У меня погиб единственныйсын, а моей пенсии не хватает даже на то, чтобы оплатить коммунальные услуги.Вот мне и приходится то просить милостыню, то мыть посуду в этом кафе. Я неотчаиваюсь. Я надеюсь на лучшее. А вам вообще незачем отчаиваться, ведь у васесть любимая работа, признание, уважение публики… Когда-то я часто бывала втеатре, а теперь билеты мне не по карману.

— Оставьте мне телефон, я буду присылать вам билеты накаждый свой спектакль.

— Спасибо.

Женщина написала мне свой телефон и протянула сложенныйлисток бумаги.

— Теперь вы должны думать только о себе, ни в чем себе неотказывать, научиться себя баловать и жить с собой в ладу. Вы не одна. Теперьвас двое. Вы и одиночество. Вы должны заботиться о нем, а оно будет заботитьсяо вас. Я уверена, что у вас все получится. Вот увидите. А что касается мужчин…Они так непостоянны… Значит, он был не ваш. Ваш никогда вас не предаст и неляжет в постель с вашей подругой. А что касается вашей подруги… Значит, онаникогда не была подругой… Подумайте об этом. Рядом с вами были совершенно чужиелюди, и как хорошо, что все открылось сейчас, потому что дальше могло бытьнамного хуже.

Посмотрите на себя, вы совершенно ослабли от слез и плохихэмоций, а на улице прекрасная погода. Солнышко. Вон как слепят лучи от куполовхрама. Вы живете где-то недалеко?

— В соседнем доме.

— Вы уже счастливая.

— Счастливая? Почему?

— Потому что в Москве нет места красивее, чем это! Вы и самикрасивы. Посмотрите, на вас обращают внимание мужчины.

— Мужчины?!