Однако комары были разносчиками малярии, в особенности в болотистых местностях.

Эта болезнь характеризуется сменой острых приступов лихорадки (первичная атака) безлихорадочными периодами. Недолеченные больные, испытав облегчение после исчезновения симптомов, через одну-две недели вновь начинали то дрожать в ознобе, то гореть в жару, мучиться от головной боли, рвоты и поноса, испытывать слабость и боли в мышцах, и так на протяжении двух-трех месяцев.

Когда Уильям Дампир заболел, находясь в джунглях, ему предложили два лекарства: «Туземцы сказали, что лучшее средство для лечения этой лихорадки — выпить разведенное в воде яичко или мошонку аллигатора, предварительно стертые в порошок (у них их четыре, по одной у каждой лапы, под кожей)». Дрожа в лихорадке, впадая порой в бредовое состояние, флибустьер барахтался в болоте в поисках аллигатора. К счастью для Дампира, аллигаторы там не водились. На берегу моря его стали лечить другим способом: «…меня закопали по самую голову в горячий песок, я выдерживал это с полчаса, после чего меня выкопали и уложили потеть под брезентом. Я сильно потел всё то время, пока сидел в песке, и, похоже, мне пошло это на пользу, поскольку уже очень скоро мне стало лучше».

Впрочем, от малярии было и более действенное лекарство — хинин, получаемый из коры хинного дерева. Первым его описал испанский историк, миссионер-иезуит Бернабе Кобе, он же и привез драгоценное лекарство, получившее название «иезуитская кора», в Европу в 1632 году.

А вот средства от желтой лихорадки найти не удалось, и ее лечили кто во что горазд, например настоем из стружек гваякового дерева (его использовали и при лечении венерических заболеваний). Эта тяжелая болезнь, способная убить человека за неделю,[87] сопровождавшаяся кровотечениями изо рта, желудка и кишечника, поражением печени и почек, а также желтухой, стала своего рода карой работорговцам, поскольку была завезена из Африки в трюмах невольничьих кораблей. Европейские медики утверждали, что проникновению этого недуга в организм способствуют неумеренное употребление алкоголя, чревоугодие, тяжелый физический труд, сопровождающийся обильным потоотделением, жгучее солнце и грозы. Таким образом, пираты как будто делали всё, чтобы заболеть этой болезнью. Однако примечательно, что на Тортуге заболеваний желтой лихорадкой отмечено не было.

Зато там подстерегали иные опасности. «Дерево манценил растет у самого берега, его ветви иногда свисают до самой воды, — рассказывает Эксквемелин. — Плоды этого дерева такие, как у яблони ранет, но очень ядовитые: кто съест такое яблочко, у того начинается жар и одолевает страшная жажда, а цвет кожи меняется. Любая рыба, отведавшая этот плод, тоже становится ядовитой. Его сок похож по цвету на инжирное молоко. И стоит лишь дотронуться до дерева, как на теле сразу появляются жгучие пузыри, причиняющие сильную боль. Я испытал это на себе, когда однажды обломил веточку манценила, чтобы отогнать комаров. Несколько дней кожу отчаянно жгло, всё лицо покрылось пузырями, и почти три дня я ничего не видел».

Непроходимые леса, топкие болота, ядовитые растения, дикие звери… Если впереди брезжило сияние золота, пираты были готовы идти за ним, преодолевая любые преграды, «ведь для пиратов не существует неудобств». Голод и лишения только подогревали их боевой дух: они рвались в сражение, «будто на свадьбу», надеясь отобрать съестное и нужные вещи у врага. Оказавшись в трудной ситуации, перед лицом превосходящих сил противника, Морган велел произвести раздел уже захваченной добычи, чтобы каждый защищал свою долю: он знал, что за свое добро пираты будут драться, как львы.

Пираты были отличными солдатами, храбрыми и умелыми в бою. У каждого были при себе ружье, два пистолета и острый палаш, на боку патронташ с порохом на 30 зарядов. В рукопашных схватках они часто использовали пику, в том числе как метательное оружие. Кроме того, пика позволяла избегать опасного сближения со шпагами офицеров. Они никогда не теряли присутствия духа. Так, во время нападения Олоне на Маракайбо испанцам удалось заманить пиратов в болото, однако те не растерялись — стали рубить саблями сучья и устилать ими дорогу, чтобы не завязнуть в трясине. В лесу их ждало новое препятствие: испанцы повалили большие деревья, устроив засеки, и вели из-за них огонь. Тогда они предприняли ложное отступление, чтобы выманить врага из укрытия. Прием сработал, и пираты, внезапно повернув назад, перебили всех испанцев до единого. После этого нашествия испанцы выстроили в Маракайбо крепость и новая флотилия флибустьеров была встречена сильной пушечной пальбой. Пираты, однако, спокойно высадились на берег под градом ядер и картечи; эта дерзость настолько ужаснула испанцев, что они бежали без боя.

Капитан пиратов был прежде всего военачальником, и его талант тактика в полной мере раскрывался в сражениях на суше. Вот, например, как разворачивались события во время взятия Морганом Портобело (на Панамском перешейке) в 1668 году.

Оставив несколько человек на кораблях, он сел со всеми прочими на мелкие суда, чтобы ночью незаметно высадиться в гавани. Четыре человека сняли часового и выведали у него все нужные сведения. Первый из двух фортов удалось взять очень быстро благодаря неожиданности нападения. Всех пленных заперли в форте и взорвали его, бросив факел в пороховой погреб, губернатор города открыл по пиратам сильный огонь из другого форта. Его штурм продолжался от зари до полудня — безрезультатно. Ворота форта были сделаны из цельного железа, осажденные осыпали штурмующих камнями и горшками с порохом. Тогда Морган прикрыл своих людей живым щитом из монахов и монахинь, согнанных из окрестных монастырей, а также из женщин и детей, приведенных из другой крепости, и погнал их на стены по приставным лестницам. Тем временем меткие стрелки из числа пиратов выбивали испанских канониров. Губернатор, отринув всяческое человеколюбие, велел вести огонь по флибустьерам, однако пострадали от этого лишь мирные жители; пираты же взбежали на стены и стали бросать в испанцев глиняные ядра, начиненные порохом, а потом перешли в рукопашную и изрубили всех до единого, включая губернатора. Морган овладел обеими крепостями с четырьмя сотнями пиратов и без пушек. Генерал-губернатор Панамы Хуан Перес де Гусман, долгое время сражавшийся во Фландрии, был поражен доблестью флибустьеров и подумал, что они использовали какое-то особенное оружие. Он отправил к Моргану разные припасы и попросил прислать образчик его оружия. Предводитель пиратов вручил посланному пистолет и несколько пуль, передав генерал-губернатору просьбу хранить этот образец в течение года, после чего он лично явится в Панаму и продемонстрирует его употребление. Гусман возвратил подарок, сказав, что не испытывает недостатка в подобном оружии.