Сидя напротив Джеральдин в палате интенсивной терапии в Бате, Эрик выглядел удивительно бодрым, учитывая, что на часах было почти три часа утра. Джеральдин эсэмэской сообщила ему, что Эмили нашлась, и удивилась, увидев его здесь. Он был отзывчивым человеком, но подобный уровень отзывчивости выходил за рамки служебного долга. Скорее всего, подумала инспектор, он чувствовал свою вину за то, что случилось с Эмили.

Эмили спала глубоким сном. Джеральдин смотрела ей в лицо, ненавидя себя за то, что она все еще считается подозреваемой в смерти Нины Бэрроуз, отчего они были вынуждены поставить за дверями палаты полицейского. До тех пор, пока не будут допрошены все четверо, участвовавшие в незаконной операции, ее все равно нужно будет охранять. Оставалось лишь надеяться на то, что Эмили невиновна и что это гнусное преступление на совести кого-то из этой четверки.

Эмили уже осмотрел хирург, и хотя ее покрытое синяками тело вызвало некоторую тревогу, для выздоровления ей не требовалось ничего особенного, кроме восполнения жидкости, введения обезболивающих и врачебного наблюдения. Хирург сказал, что, к счастью, вся операция свелась к разрезу и зашиванию и была прервана до того, как органу был нанесен серьезный ущерб. Небольшой надрез на печени осмотрели на рентгене и сказали, что он не опасен. Дэллоуэй отлично зашил ее, и Эмили полностью выздоровеет, хотя на память о пережитых ужасах над печенью у нее останется кривой шрам.

Джеральдин встала и поманила стоявшую возле двери Рут подойти и занять ее место. Ее присутствие требовалось в другом месте. До этого она должна сделать для Эмили еще одну вещь. Сунув руку в карман пиджака, Джеральдин вытащила цепочку и кулон, найденные в ящике в ванной комнате Дэллоуэя, и, наклонившись над кроватью, осторожно надела на шею Эмили кулон.

Двое полицейских дежурили у входа в педиатрическую палату интенсивной терапии в Бристоле. Кроули дал разрешение родителям сидеть у кровати умирающего сына. Занавески были неплотно задернуты вокруг пятилетнего мальчика, и со стороны сестринского поста, где стояла Джеральдин, было видно обоих родителей. Дэллоуэй и его жена сидели на синих пластиковых стульях почти вплотную к ребенку. Доктор гладил лоб сына, его жена держала мальчика за руку.

Шелли Дэллоуэй и доктор Мередит Моретти были лишены этой возможности. Арестованные на месте преступления, они уже были взяты под стражу и ожидали допроса. Дочь Дэллоуэя находилась на попечении социальных служб.

Джеральдин застыла в неподвижности, но ее глаза и уши схватывали всё. При виде больных детишек в отделении комок в ее горле отяжелел еще больше. Все эти плюшевые мишки и игрушки, пол в ярко-синюю и желтую клетку, яркие одеяла на кроватях не могли заслонить сложное медицинское оборудование, которое спасало их жизни. Машины то гудели, то попискивали, напоминая, что эти малыши не просто спят, но нуждаются в заботе. Джеральдин подумала, что никогда не смогла бы стать медсестрой, особенно педиатрической, и каждый день видеть больных детей. Ее сердце просто не вынесло бы этого. Она была сильной женщиной и знала это, и, может быть, не будь у нее своих детей, она смогла бы – но, глядя на крошечные фигурки в кроватях вокруг нее, могла думать лишь своих собственных двух сыновьях. Сколько отчаяния и боли выпало бы ей, случись им попасть сюда!

Внезапно по всему отделению пронесся душераздирающий вой, и две медсестры бросились к кровати Уолтера Дэллоуэя. Руперт Дэллоуэй стоял. Его жена вытянулась поперек кровати и безутешно рыдала, когда он пытался гладить ее по плечу. Шторы полностью задернули, чтобы оставить семью наедине со своим горем. Их сын умер.

* * *

Открыв глаза, Эмили увидела сидящего рядом с ее кроватью Эрика. Сложив руки на груди и склонив голову набок, он спал. Дневной свет подсказал ей, где она находится – в палате интенсивной терапии, куда еще недавно доставляла пациентов из отделения неотложной помощи.

Рядом стояла простая капельница, а сама Эмили была подсоединена проводами к кардиомонитору, но, кроме этого, похоже, ничего особенного с ней не случилось. К кровати, излучая спокойствие, подошла медсестра.

– Только не пытайтесь встать. Я должна проверить вашу повязку.

Эмили заглянула под простыню: правую сторону живота закрывала большая повязка.

– Эта женщина из полиции вышла в туалет. Будет здесь через минуту, чтобы поговорить с вами, но я хочу сказать вам заранее: не волнуйтесь, повязка покрывает только швы. У вас не было никаких других операций.

Эмили уставилась на нее.

– А как же Уолтер Дэллоуэй? – спросила она.

Медсестра печально покачала головой.

– Эта женщина из полиции сказала, что, к сожалению, он умер. Его доставили в Бристольскую детскую больницу, в палату интенсивной терапии. С ним были его родители.

Чувствуя, что вот-вот расплачется, Эмили закрыла глаза и тотчас почувствовала, как кто-то взял ее за руку.

– На его месте должна была быть я, – сказала она. – Он был слишком мал, чтобы умереть.

– И слишком болен, чтобы жить, Эмили, – услышала она голос Эрика. Открыла глаза: так вот кто, оказывается, держит ее за руку в отсутствие родственника или близкого друга…

– Это я виновата, что Зои умерла, – прошептала она ему.

Эрик сидел молча, по-доброму глядя на нее.

– Я видела ее, Эрик. Я видела, как она шла по той дороге, но вместо того, чтобы окликнуть ее и сказать: «Я здесь, давай, я отвезу тебя домой», – просто наблюдала за ней. Я позволила ей идти босиком, надеясь, что к тому времени, когда она вернется домой, ее ноги будут болеть. Я была жутко зла на нее за то, что она снова нуждалась во мне. Я вернулась в свою машину и просто сидела там, наказывая ее. Затем поехала за ней в больницу, прекрасно зная, что ее там нет, что она уже ушла; я же притворилась, что ничего не знаю. Я извинилась за ее поведение и отправилась искать ее. Я думала, что к тому времени она вернется к себе домой. И все это время Зои была одна, действительно нуждаясь в том, чтобы я остановила того, кто похитил ее, потому что, как мне кажется, ее похитили. Я позволила этому случиться, Эрик, потому что на миг забыла… – Слезы на ее глазах были бессильны скрыть застывшую в них скорбь. – Я забыла, что люблю ее, – прошептала Эмили.

Эрик дал ей выплакаться. Ей было о чем плакать, а его молчание и присутствие – все, что ей было нужно на данный момент. Позже он поможет ей исцелиться. Он начнет с самого начала, и на этот раз правильно.

Ей больше не нужно нести это бремя вины в одиночку. Эмили была его пациенткой и будет ею столько, сколько понадобится.

* * *

Руперт Дэллоуэй подписал письменные показания с подробным описанием своей причастности к смерти Софии Трендафиловой. В заявлении говорилось, что она была девятнадцатилетней девушкой из Румынии, давшей устное согласие на операцию, так как ей были обещаны деньги, однако скончалась из-за того, что Дэллоуэй произвел над ней незаконную операцию. Он также признался во второй незаконной операции, проведенной в отношении Эмили Джейкобс, хотя в заявлении указывалось, что она не была успешно завершена, поскольку была прервана прибытием полиции. Он еще не признался, каким образом избавился от тела Софии Трендафиловой, и Джеральдин надеялась, что доктор сделает это сейчас, во время второго допроса.