В воздухе пахло гниением и разложением. Дышать стало трудно. Еще совсем недавно Эвангелина купалась в этих водах, упиваясь их чистотой и свежестью воздуха. В свете лампы что-то засверкало в том месте, где вода встречалась с землей. Серебристый свет луны освещал тучи мошкары у берега. Она кружилась над мертвой и умирающей рыбой, чьи жабры еще судорожно двигались. Глаза рыб были покрыты мутной, зловещей пленкой. Эвангелина зажала нос, желая защититься от невыносимого зловония.

– А это? Ты прежде такое видела?

Опустившись на корточки, Бенно поднял что-то с земли. Существо имело темно-коричневый цвет и походило на камень. Жесткий панцирь и хвост, похожий на хлыст. Оно махало этим своим хвостом, словно собиралось само себя отхлестать.

– Похоже на мерзкого дьявола. Правда же?

В животе у нее все сжалось. Хотя эта тварь была больше и отвратительнее той, которую она видела в соленых вирджинских водах, сомнений в том, что это одни и те же существа, не было.

– Никогда прежде ничего подобного не видела, – соврала Эвангелина.

Амос обнял ее за плечи. Интересно, может ли он ощущать холод, гнездящийся в ее костях? Понимает ли Амос, что она лжет?

– Конечно не видела, – с горечью произнес Бенно. – Но сейчас эти твари усеяли оба берега. Видишь? Они похожи на водяных дьяволят. Ты купалась в этих водах. Я видел тебя сегодня ночью, – бросая странное создание на песок, сказал акробат.

Сотни этих существ лежали на берегу, погребенные под умирающей рыбой, спрятавшиеся между камнями.

– Вода была чистой, когда я здесь плавала, – сказала Эвангелина.

Бенно внимательно оглядел молодую женщину, словно составлял перечень всех частей ее тела. Нахмуренный лоб осветила улыбка.

– Разумеется. Разве могло быть по-другому? Я просто думал, что, возможно, ты что-нибудь видела. Извините, что вас разбудил, – произнес он, снова оглядываясь на реку. – Как бы то ни было, нам следует уехать отсюда, да поскорее.

Амос смотрел на дохлую рыбу на песке. Он понятия не имел, с какой стати столько рыбы могло выброситься на берег. В любом случае это знамение. Неистово расширяющиеся и опадающие жабры, замирающие сердца… Он чувствовал, как они все тише бьются. В Шарлотте их ожидает нечто воистину ужасное, настолько ужасное, что оно отравило воды реки. Им непременно надо отсюда уезжать, но если они поедут в Шарлотт, то будут двигаться навстречу тьме. А еще что-то произошло между Эвангелиной и Бенно. Теперь ему придется защищать любимую от человека, который был его другом. Он вспомнил о пронзенном человеке на Десятке Мечей.

Бенно назвал маленькое колючее создание дьяволом. Эвангелина понимала, зачем акробат ей это показал. Молодая женщина сжала руку Амоса и ощутила, что кожа на суставах его пальцев необычно нежная. Это она виновата в том, что река стала мертвой. Эвангелина думала о спрятанных Амосом картах и своем купании тайком. Постепенно они станут задыхаться под тяжестью своих тайн и будут хватать ртами воздух, словно эти рыбы на берегу. Она прячет убийство внутри себя, и это отравляет все вокруг.

Я убийца.

23 июля

– Это, конечно, несколько странный запрос, но я буду рад любой помощи.

Повисла непродолжительная пауза. Лиза Рид – замечательный библиотекарь и знает, в чем разница между другом и просто знакомым.

– Я пытался сам поискать, но меня отрезали от систем Грейнджера, а Дженис аннулировала мой индикационный номер, – признался я.

– Зачем это Купферман?

– Я ушел с работы на две недели раньше и задержал дома кое-какие материалы, которые следовало вернуть в срок.

Лизу мои слова особо не шокировали.

– Все равно с ее стороны это не очень вежливо. Что тебе нужно?

– Мне нужна информация о крушении речного судна. Возможно, это был плавучий цирк или что-нибудь в этом роде. Меня интересует 1825 год. Район Нового Орлеана, когда Миссисипи разлилась. Мне нужно знать название судна, цирка и имена выживших. Все, что ты сможешь найти.

– Да, но это несколько специфическая информация. А какой у тебя к этому интерес?

– Пытаюсь произвести впечатление на потенциального работодателя, – ответил я.

– В Сандерсе-Бичере решили немножко тебя погонять?

– Вроде того. – Я заранее приготовил отмазку на тот случай, если она спросит. – Возможно, я отправлюсь с сестрой в небольшое путешествие. Пока я не уехал, если что-нибудь понадобится, звони мне домой. Мой мобильник будет отключен.

Я был весьма признателен Лизе, когда она поинтересовалась:

– Что-то случилось с Алисой Мак-Эвой?

– Нет. А почему ты так решила?

– Я с ней вчера разговаривала. У Алисы был ужасно расстроенный голос. Я знаю, что вы близки. Она тебе что-нибудь говорила?

– Ничего такого, – ответил я.

Ложь плохо давалась мне, застревала на языке. Я снова поблагодарил Лизу Рид, повесил трубку и вычеркнул ее из своего списка. Двигаемся дальше. Раина из Шорхема и Елизавета Букер из Центральной библиотеки закрывали список из пяти человек, которым я в свое время помог отыскать нужные книги, или же сидел рядом на конференциях, вместе с которыми стенал над скудностью финансирования либо выражал соболезнования по поводу ухода в небытие картотечной системы. Их порадовало то, что я не спрашиваю у них о вакансиях. Раз я не ищу работу, у людей нашей профессии еще остается надежда. Спустя час я рекрутировал небольшую армию, которая принялась выискивать потомков Пибоди, Греты Маллинс, внучки мадам Рыжковой… Теннен, Бонн, Дувел, Траммел, Петрова, Виссер… В конце-то концов, выследить мою сумасшедшую семейку было не так уж сложно. Даже в море имен отыскать имя русалки-утопленницы – проще простого.

Вскоре я узнаю много нового, но пока меня больше интересовало то, что Алиса ужасно расстроена, и, судя по всему, из-за меня.

В доме Фрэнка, как всегда, горел свет. Они вообще никогда не выключают свет в своем доме. В окне мелькнул силуэт Ли, потом Фрэнка. Часть меня желала, чтобы жена разбила то, что осталось от его сердца. Никто не выходил из дома и не входил в него, хотя было уже около девяти. Возможно, там с ними сейчас Алиса. Уже тогда, когда она касалась моей руки, стоя у машины, я почувствовал в ней усталость и грусть.

Я позвонил Черчварри, но услышал лишь сильные помехи на линии.

Журнал раскрывали так, что треснул корешок. Ни один человек, уважительно относящийся к книгам, так с ними не обращается. Это, конечно, не Библия Гутенберга, но старинные книги требуют бережного к себе отношения. Такую книгу следует держать на особой подставке, хорошо прошитую и проклеенную. Картон, кожа и бумага в прошлом подвергались воздействию кончика гусиного либо металлического пера, а иногда и ногтей. Хотя разобраться в нашем прошлом исходя из того немногого, что было записано от руки в этом журнале, было совсем непросто, я все же получил хоть какой-то ответ на вопрос, который мне хотелось задать все эти годы. Журнал переходил из рук в руки, от отца к сыну, как мне кажется, а потом он был потерян и всплыл на аукционе, где его приобрел Черчварри.