на чем конкретном не останавливая взгляд. – Они свяжутся с тобой. Позаботься об этом, Хюльда. И постарайся понять.

Хюльда сжала губы. Не со всем еще они разобрались. Она боялась того, что этот «объект» для нее приготовил, и того, что ей с ним придется делать. Но она знала Миру достаточно хорошо, чтобы понять, что та уже свое сказала и не добавит ни слова. Не сейчас. И у них осталось так мало времени вместе.

– А за ответами мне тоже к Агате ходить?

Легкая улыбка расцвела на ее губах.

– Спасибо тебе, Хюльда, за то, что переживаешь обо мне. Я не была уверена, что тебе не все равно после всего, что произошло.

Хюльда сложила руки на груди, плотнее прижимая шаль.

– Это не ответ.

Мира кивнула.

– Я попрошу ее пересылать сообщения в БИХОК.

Хюльдины плечи поникли.

– Может, меня больше и не будет в БИХОКе.

Улыбка увяла.

– Ты там будешь. Они не дураки, чтобы тебя увольнять, – она помедлила. – Если не туда, то в Уимбрел Хаус.

– Он больше не зачарован. Ты это знаешь. Ему не требуется БИХОК.

Она подняла тонкую бровь.

– Я не это имела в виду.

Хюльде стало жарко.

Оттолкнувшись от дерева, Мира сказала:

– Верь. Ты бесценна для института.

– И ты тоже.

– Я была, – поправила Мира. – Я замостила новую тропу камнями и теперь не могу их вывернуть, – она вздохнула. – Прости меня, Хюльда. За все.

Она кивнула.

– Все хорошо закончилось.

– Закончилось ли? – спросила Мира. – Я не стану искать в твоих мыслях ответ. Предпочту не знать.

Выпустив один конец шали, Хюльда протянула руку и прикоснулась к плечу подруги.

– Я прощаю тебя, Мира. Правда, прощаю. А если БИХОКу понадобится полевой агент, что ж, буду на тебя рассчитывать.

Она замерла. Положила свою холодную руку поверх Хюльдиной.

– Спасибо, – ее внимание вернулось к отелю, – мне нужно идти.

Хюльда отстранилась.

– Я понимаю. Будь осторожна. Не пропадай.

Она кивнула.

– Постараюсь.

И Мира Хэй растворилась в тенях, как будто всегда была их частью.

* * *

В Кэттлкорне было холоднее, чем в Бостоне. Мерритт пытался не дать этому ему помешать.

Потому что после того, как он сидел в тюрьме, бежал от закона и противостоял Бэйли… после того, как запрятанное подальше что-то вырвалось из него на острове, прежде чем он сможет строить будущее с Хюльдой… он знал, что должен сделать. Что ему нужно было сделать. Так что он пойдет и сделает это.

Он все еще боялся. Он не собирался себя обманывать и притворяться, что это не так. Но настала пора либо перевернуть страницу, либо закрыть эту книгу навсегда.

Он больше не хотел злиться.

Мерритт не сообщил Флетчеру, что приезжает. Казалось, что он должен сделать это один, хотя Хюльда снова предлагала поехать вместе. Кроме того, раз БИХОК и ЛИХОК находились во вроде как отчаянном состоянии, было лучше, чтобы она осталась и разобралась во всем вместе с Уокером. Заново начала аудит, без воздействия Бэйли или необходимости таиться. Она соберет по кусочкам эту существенную часть своей жизни, пока он собирает обломки своего прошлого.

Хотя, в конце концов, Мерритт поехал не один.

Прежде чем войти, он постучал во входную дверь офиса констебля; утро уже было достаточно позднее, чтобы Сатклифф оказался на месте. Так и вышло: он сидел за тем же столом, где Мерритт нашел его в свой прошлый приезд сюда. Вот только на этот раз он его не ожидал.

– Мерритт! – воскликнул Сатклифф, вставая. Он взглянул на дверь, ведущую в дом, как будто переживал, что жена может войти и внезапно понять, что их связывает. – Что тебя сюда привело?

– Он. – Мерритт показал на терьера возле своих ног, и хвост Оуэйна завилял. – Это твой двоюродный прапрапрапрапрапрапрадедушка. Плюс-минус.

«Привет!» – сказал Оуэйн.

– Он говорит «привет», – перевел Мерритт.

Сатклифф перевел глаза с Мерритта на Оуэйна. Застыл.

– Это тот пес из тюрьмы.

– И да, и нет. Физически он пес, да, но в этом теле живет один из твоих предков. Он делает большие успехи в письме, – сунув руку в сумку, Мерритт достал таблицу с буквами Оуэйна и разложил ее на полу. – Я скоро вернусь.

– П-постой! – Сатклифф нервно посмотрел на Оуэйна. – Что ты имеешь в виду? Куда ты пошел?

Мерритт помедлил в дверях.

– Домой, – сказал он.

* * *

Он снова колебался на перекрестке. На том, где ему нужно сворачивать, чтобы попасть домой. Зима все здесь обесцветила. Облака похитили солнечный свет, деревья тянули к небу голые пальцы, лошадиный навоз лежал на дороге, раскисшей от недавнего дождя. Мерритт задержал дыхание, когда свернул и пошел размеренным шагом, по пути ища знакомые лица. Но этим утром на улице никого не было, словно он был надвигающейся бурей, а они об этом знали и попрятались, заперев двери и окна.

Приближаясь к дому, он замедлился. Четвертый с конца аллеи, с забором высотой по бедро, сделанным из кривых ветвей, сооруженным еще до его рождения. Слива во дворе еще держалась за пару листьев, как игрок в покер, сжимающий свои карты, отчаянно жаждущий выиграть в последний раз перед тем, как разориться.

У Мерритта мелькнула мысль повернуть назад. Но вместо этого он проскользнул в калитку и подошел к парадному входу. Странным образом это вызывало ностальгию – он знал это место, но чувствовал себя отстраненным от него, почти как если бы он читал о нем в книге, а не в действительности здесь жил. Скорее, это казалось сном, а не ностальгией, наверное.

На двери висел медный молоточек. Его здесь не было, когда он уезжал. Протянув руку, Мерритт снова помедлил. Подумал. Опустил руку и вместо этого взялся за дверную ручку.

Не заперто. Ребра, казалось, сжались, когда он надавил на засов пальцем и открыл дверь.

Тоска по дому пощечиной ударила его в лицо. Этот запах. Сладкого картофеля и лимонных пирожных. Горло сжалось, когда он вдохнул его. Пахло его детством.

Заставив себя сделать вдох, он скользнул внутрь и закрыл за собой дверь. Отметил мебель: какая-то новая, какая-то старая, на какой-то сменили обивку. Сделав несколько шагов, он провел рукой по дивану. Он сломал его заднюю ножку, прыгая по нему, когда ему было… десять? Одиннадцать? И большие часы висели на прежнем месте на стене, мягко покачивая маятником. Скоро их пора будет заводить.

В кухне кто-то тихо напевал. Мягко ступая, Мерритт прошел через угол столовой, где поменяли обои, и заглянул в открытую дверь кухни.

Его сердце остановилось. Мама.

Она была там, одетая в бордовое платье, вокруг шеи