мимо сына эмира. В тот момент он оказался так близко, что она могла рассмотреть цвет его глаз.

Шекиба смотрела краем глаза. Аманулла обернулся. И кивнул.

«Он посмотрел! Он кивнул! Он заметил меня!»

Сердце Шекибы учащенно забилось. Лишь час спустя она осознала, что Бараан-ага тоже обернулся и кивнул — обычный жест вежливости. Шекиба вытерла о шаровары вспотевшие ладони. Итак, Аманулла запомнил ее. В его глазах Шекиба не встретила столь привычных для нее удивления и испуга, на смену которым приходит отвращение. Возможно, он способен смотреть глубже и видит больше, чем просто девушку с обезображенным лицом.

Шекибу переполняло волнение. Ей хотелось побыть с людьми за пределами гарема. К счастью, она обладала гораздо большей свободой, чем его обитательницы. Шекиба могла беспрепятственно передвигаться по всей территории дворца и разговаривать с другими слугами.

После полудня на посту ее сменила Кабир.

— Иди. Скоро принесут обед.

— Я не голодна, — сказала Шекиба. — Пожалуй, пойду прогуляюсь немного по саду.

— Ну как знаешь, — пожала плечами Кабир.

Шекиба шла по дорожкам сада, мимо клумб, живописных прудиков, статуй, мимо дворцовой охраны, которая поглядывала на нее издали, провожая глазами. Она постояла перед величественным дворцом Дилькуша. Шекибе очень хотелось посмотреть, что там внутри, но смотрительнице гарема вряд ли позволят войти во дворец «Восхищенное сердце». Шекиба позволила воображению унести ее в дворцовые залы. Возможно, там накрыты большие столы, уставленные множеством изысканных блюд. А невиданные птицы слетают с карнизов, чтобы клевать с царственной ладони мягкий хлеб и своим пением услаждать слух эмира. Как красиво! Живя во дворце, Шекиба слышала о таких вещах, о существовании которых ее родители даже не догадывались. Иногда Шекиба задавала себе вопрос, думают ли во дворце о том, что волнует деревенских жителей. И к чему столько беспокойства о русских, кем бы они ни были, если в деревнях люди страдают от нехватки питьевой воды?

Погруженная в раздумья, Шекиба брела по дорожке сада и не сразу заметила Бараана-ага, сидящего на скамейке. Он с хмурым видом, надвинув на лоб свою неизменную шапку из серой овчины, читал какую-то бумагу, которую держал в руке. Увидев приближающуюся Шекибу, он поднял голову и негромко поздоровался:

— Ас-салам алейкум.

Шекиба резко обернулась. Мгновение спустя, поняв, кто перед ней, она повернулась так, чтобы был виден ее «хороший» профиль.

— Ва-алейкум ас-салам, — едва слышно прошептала Шекиба.

Бараан-ага кивнул и снова углубился в чтение.

Шекиба двинулась было дальше, но внезапно сообразила, что ей выпала редкая возможность поговорить с человеком, близким Аманулле. Да, она вполне может завести с ним разговор, если только вернется пропавший куда-то голос.

— Я… я смотритель в гареме, — без особых предисловий начала Шекиба.

Бараан-ага вскинул голову, его брови удивленно поползли вверх.

— Да. Я помню. Мы виделись сегодня утром. У тебя очень важная должность.

«У каждого в Арге своя роль».

— Да, и у вас, видимо, тоже.

Бараан-ага усмехнулся:

— Зависит от того, какую должность занимает твой собеседник.

— А чем вы занимаетесь во дворце?

— Чем занимаюсь? Ну, я советник министра. Работаю в одном из министерств. Я — советник советника, давай назовем это так.

«Люди во дворце вечно говорят загадками», — подумала Шекиба, вспомнив утренний разговор Бараана-ага с Амануллой.

— Вы служите в армии? — немного осмелев, спросила Шекиба. Ее голос больше не дрожал. Выражение лица этого человека, спокойный тон, манера речи — все говорило о том, что он не опасен.

— Нет. Я работаю с военными, но сам не солдат.

— Я ничего не знаю о Кабуле, — вздохнула Шекиба.

— Неудивительно. Ты ведь из деревни?

В его реплике Шекибе послышался некоторый оттенок снисходительности, но она решила пока не обращать на это внимания.

— Как тебя зовут? — спросил Бараан-ага.

— Шекиб, — на секунду замешкавшись, ответила Шекиба.

— Ну да, я вижу. А какое имя дали тебе родители?

— Шекиба.

— Рад познакомиться, Шекиба-джан. А меня зовут Бараан-ага. Где живет твоя семья?

— У меня нет семьи. — Слова сорвались с языка прежде, чем Шекиба успела осознать их. Но это была правда. Бабушка и дяди сделали все для того, чтобы перестать думать о них как о семье.

— Извини. Мне жаль.

Шекиба вдруг вспомнила тщательно разработанный план, цель которого — изменить свой насиб, и тут же попыталась загладить досадный промах:

— Вернее, у меня была семья, но сейчас я живу здесь, во дворце. Но у меня много братьев. У моих родителей я единственная девочка, а так у нас в семье из поколения в поколение рождаются исключительно мальчики, у всех моих теток много сыновей. И у бабушки, и у прабабушки.

Бараан-ага вздохнул и слегка поджал губы. Он посмотрел куда-то вдаль, поверх плеча Шекибы, затем снова перевел на нее взгляд.

— Их мужья, вероятно, очень довольны.

— Да, они счастливы… — Шекиба запнулась, столь откровенная ложь давалась ей нелегко. Бараан-ага наблюдал за ней. Интересно, заметил ли друг Амануллы ее смущение?

— Тебе нравится жить во дворце? — спросил он.

— Да… в общем, да — нравится. — Шекиба снова замешкалась, не уверенная, насколько откровенной она может быть с ним. — Дворец красивый.

— Да-да, ведь это дворец эмира. Он находится в Кабуле, в самом сердце Афганистана. Здесь, в этих стенах, творится история.

«Какие громкие слова», — подумала Шекиба, но внешне постаралась никак не показать, что фраза Бараана-ага показалась ей напыщенной.

— А сын эмира, — Шекиба не смогла заставить себя произнести его имя вслух, — он важный человек?

— И да и нет.

— Такого не может быть!

Брови советника снова поползли вверх.

— Почему же?

— Потому что либо он важный человек, либо нет. И то и другое одновременно невозможно, — упрямо повторила Шекиба.

Бараан-ага рассмеялся:

— Ты не одобряешь противоречий? В таком случае ты плохо знаешь жизнь при дворе. Эти стены кишат противоречиями, «и да и нет» здесь обычное дело.

Мимо прошли двое солдат из дворцовой охраны. Оба с любопытством покосились на беседующих. Шекиба слышала, как один из них что-то шепнул другому.

— Мне пора возвращаться в гарем. — Шекиба расправила плечи и вскинула подбородок.

«Она неуклюжая и простоватая, — подумал советник эмира, — но странным образом притягивает к себе. Откуда у нее такая отметина на лице? И что из того, что она тут наговорила, было правдой?»

Глава 37

РАХИМА

Бадрия невероятно удивилась.

— Просто мне показалось, что тебя беспокоит поясница. Ты весь день держалась рукой за спину. Вот я и подумала, что массаж не помешает.

— Да, ты права, массаж — то, что мне сейчас надо. Масло — вон там, на полке. Пойду лягу. — Не теряя времени на лишние разговоры, Бадрия завалилась