— Ладно, Эмма, хватит об этом. Что за идиотский разговор? Слышал бы кто-нибудь… Что в школе? Мое место, конечно, занято до конца года?

Ее щеки опять порозовели:

— К счастью, нет! Никто не верил, что вы долго продержитесь в этом… Как называется тот город? Словом, в России. Вот и взяли пока совместителя.

Пол почувствовал себя слегка оскорбленным:

— Значит, не верили?

— Ну, — спохватилась Эмма, — не в вас не верили. Просто все представляют Россию совершенно дикой страной, заселенной одними разбойниками, вроде Дика Турпина. Это очень далеко от истины?

Пол засмеялся:

— Да в общем-то, нет… Меня обворовали в первые же минуты.

У нее восхищенно раскрылись глаза:

— Не может быть! А что еще с вами приключилось?

Давясь от смеха, Пол начал перечислять:

— Мне едва не отпилили ногу, потом ужасно зашили. Избили. Правда, не особенно сильно. А еще у меня случился инфаркт. Мое сердце умерло в России. Перед вами человек без сердца!

— Пол, вы сочиняете! — она добродушно шлепнула его по руке. — Не могло столько всего случиться за два месяца.

Он напомнил:

— Я же был в России. Там и не такое возможно.

— Слава Богу, вы вернулись! — произнесла она с чувством.

Пол промолчал.

— Пойдемте к детям? — предложила Эмма, оглянувшись. — Сейчас как раз будет звонок. Они вас вспоминали. Спрашивали, не было ли писем. Почему вы нам ни разу не написали?

— Не знаю, — с удивлением признался Пол. — Как-то в голову не приходило.

Она лукаво улыбнулась:

— Ваша голова была занята совсем другим?

— И не только голова, — поддержал он ее тон.

Поднявшись, Пол подал ей руку и помог встать. Ему было известно, что англичанки не выносят, когда подчеркивают их принадлежность к слабому полу, но Бартон упорно продолжал ухаживать за женщинами, как его отец за розами, и в России это произвело впечатление. Он убедился в этом еще до того, как встретил Тамару.

То ли от того, что Эмма не была англичанкой, то ли по какой другой причине, она ничего не имела против, когда Пол открывал перед нею дверь, подавал плащ, а по праздникам целовал руку.

"Ее муж — счастливчик, — с неожиданной завистью подумал он. — Я мог стать таким же…"

— Эмма, — он удержал ее за рукав коричневого плаща, — вы можете мне сказать одну вещь… Наверное, некорректно задавать подобный вопрос…

— Пол, вам я отвечу на любой, — твердо произнесла она, глядя ему прямо в глаза.

У него вырвалось:

— О! Спасибо.

— Так что вы хотели узнать?

— Не то чтобы узнать… — замялся он, потом, сделав глубокий вдох, выпалил: — Если бы муж очень обидел вас и уехал, а потом вернулся… через какое-то время…

Она спокойно закончила:

— Я простила бы его, Пол. Я не знаю таких обид, которых любовь не могла бы простить.

— Правда? — обрадовался он.

Эмма по-девчоночьи прыснула, прикрыв ладонью рот:

— Вы всегда спрашиваете: "Правда?"

Что-то знакомое болезненно шевельнулось под сердцем. Пол подумал, что теперь обречен носить свои воспоминания, как женщина носит ребенка. "Ты хотел забеременеть от нее, — насмешливо сказал он себе. — Вот и получай!"

— Да, черт возьми, — согласился он, — мне всегда не терпится выяснить эту самую правду. Докопаться до сердцевины… Зачем? Сам не знаю. Ни удовлетворения, ни счастья это не приносит.

— Знание вообще не приносит счастья, — заметила Эмма. — Чем глупее человек, тем легче ему достичь эйфории.

Пол опять рассмеялся:

— Выходит, я глуп! Недавно я был счастлив, как никогда в жизни. Правда, недолго. Потом я начал докапываться до сути и выкопал себе могилу.

— Пойдемте к детям, Пол, — вновь позвала она. — Вот увидите, с ними вам станет легче. Так всегда бывает, я знаю.

— Кто-то из них прикрепил у меня под окном накаченный гелием шарик.

— Вот видите! Они вас любят.

— Надеюсь, вы не ждете, что я расплачусь? — усмехнулся Пол.

Эмма убежденно сказала:

— А это было бы совсем неплохо. Может, это как раз то, что вам сейчас просто необходимо.

Взяв ее под руку, Пол направился к школе, на ходу нашептывая на ухо:

— А муж не возражает против вашей дружбы с холостым мужчиной?

— А мы дружим? — осведомилась она, чуть запрокинув лицо.

— О! А что мы, по-вашему, делаем?

Чайного цвета холл неожиданно напомнил убранство Красного замка. Пол огляделся так внимательно, будто отсутствовал несколько лет. Однако, никаких перемен не обнаружил. Лучшие работы юных художников по-прежнему украшали стены, и, взглянув на них, Пол спохватился, что так и не поговорил с Ритой насчет рисунка. Теперь уже было поздно. Даже если он отыщет ее в Лондоне, что уже само по себе было лень делать, то Рита может понять его появление неправильно, и потом попробуй разубеди ее…

— Ваш седьмой класс сейчас придет ко мне на урок, — сообщила Эмма и как бы ненароком освободилась от его руки. — Пойдемте прямо в кабинет. Там не занято. Я просто увидела из окна, вот и вышла.

— Спасибо, — он покосился на нее и сказал: — Эмма, Эмма, может, жену надо искать в Германии, а не в России. Киндер Кюхе. Кирхе. И никаких неопределенных мечтаний и пожеланий: принеси то, не знаю что.

Эмма вдруг посоветовала:

— Подарите ей яхту.

— О! Яхту?

— Ну да. В Сибири ведь нет моря. Стоит вам разок увезти ее подальше от берега, и ей уже не захочется никакой тайги.

— Она живет в городе, а не в тайге, — усмехнулся Пол. — Она там и не была ни разу… Как это вы придумали такое насчет яхты?

Эмма виновато призналась:

— Это не я придумала, это мой муж. Он именно так и поступил.

— Жаль, я незнаком с вашим мужем, — искренне сказал Пол. — Удивительный человек, должно быть.

— Он делает рекламу, — фыркнула Эмма. — У него вся фантазия направлена на то, как бы поразить человека. Трюк с яхтой можно назвать правильным рекламным ходом.

— О! — сказал Пол и распахнул перед нею дверь.

В ее кабинете было уютно, как в маленькой церкви. Только вместо икон — репродукции с видами Германии. Чтобы проверить себя, Пол стал называть их издали, не различая подписей: "Кельнский собор… Всадник из Бамберга… Собор в Наумбурге… Старая пинакотека в Мюнхене…" Не замечая того, он то и дело потирал руки, и наконец Эмма обратила на это внимание:

— Да что с вами, Пол? Вы так волнуетесь?