– Но ить ты все могешь… – хотел Евтих сказать, что Макар колдун, пес его дьявол, но вовремя прикусил язык. – Ты могешь добыть тигра, тыщу соболей… Да господи, умей я делать то, что делаешь ты, я был бы первейший богатей в крае.

– Дура, кто охотничает и удит, тот никогда богатым не будет, – усмехнулся Макар.

– Я те душу продам, – выпалил Хомин.

Макар мрачно сказал:

– И ты туда же! Но я, Евтих, такие души не покупаю. Я покупаю праведные, честные души. А твоя душа срамотная – ее и покупать нечего, – на полном серьезе говорил Макар. – Ты найди мне такую душу, которая была бы чиста ако родничок, то куплю и половину тебе денег отдам. Ха-ха-ха! Ну, дуй отсюда, да язык держи за зубами, можно и откусить.

Ушел Евтих. Макар дошил унты, обулся и пошел проверить ловушки. Сказанное Хоминым его встревожило. Пса он подобрал полудохлым на тропе, принес, живет больше трех лет, чего же больше. Пес Макаров. Но слышал и о бандите Безродном.

В тайге стояла морозная тишина, пощелкивали деревья. Над проталинами курился густой пар. Сопки подернулись куржаком, покрылись изморозью деревья. Шел Макар не спеша. Кто на охоте спешит, тот и мало добудет. Поскрипывал снег под унтами. Пес трусил впереди, обнюхивал беличьи следы. Скоро он бросился в сопку и залаял на белку. Макар свернул на лай. Зачем оставлять белочку – лишняя копейка, подмога людям.

Вышел в гущу ельника и тут спиной почувствовал, что кто-то смотрит на него. Такое чувство у охотников нередко. Круто развернулся, поднял голову, увидел в развилке ильма барса. Его светло-рыжее в темных пятнах тело напружинилось. Зверь приготовился к прыжку. Макар сдернул с плеча бердану, но было уже поздно. Барс распластанно летел. Все решали мгновения. И в этот момент кто-то сильно ударил Макара в спину. Он сунулся в снег и зарылся в нем с головой. Тут же вскочил. Пес дрался с барсом в клубах снега. Зверь был крупнее пса, почти полтора метра длиной. Но Буран не уступал ему силой. Однако когтями барс сильно ранил пса. Макар не раздумывая прыгнул в эту свалку, ударил ножом зверя. Барс взревел, хватил охотника за рукав дошки, вырвал клок, ранил руку, но это уже была его предсмертная агония.

После жаркого боя пес упал на снег, истекая кровью. Макар быстро сбросил с себя дошку, сдернул пиджак, рубашку и начал кутать в свою одежду Бурана. Кое-как спеленал раненого пса, понес его к дороге. Им повезло. Их догнал мужик на телеге, которого Макар упросил довезти до пасеки.

Макар, где пес не мог зализать раны, например на шее и голове, залепил их пихтовой смолой, засыпал медвежьей желчью, уложил друга на топчан и не отходил от него. Через три недели пес был совершенно здоров.

Макар, доверчивая душа, всем встречным и поперечным рассказывал о необъяснимой помощи со стороны Бурана. Ведь и он сам не мог объяснить свое спасение. Другое дело, когда воевал с раненым кабаном, отстреливаясь от него, и Буран пришел на помощь. Тогда было все объяснимо: пес шел, как всякая охотничья собака, на выстрелы. Но здесь…

А как с ним легко соболевать! Пес не бросался по следу соболя, он будто знал, что тот спешит добежать до россыпи, отжимал от россыпи и загонял в дупло. А из дупла с собакой взять соболя – дело плевое.

Бурану стоило показать след – мол, сегодня будем соболевать – никогда не пойдет в тот день за кабанами или изюбрами. Не сорвется. Будет добросовестно искать соболей. А вот другие собаки, если идут по следу соболя и его след пересекает кабан, бросят соболя и пойдут за кабаном. Буран был иным: понимающим, добычливым и бесстрашным.

Слава об этой собаке ширилась, она из-за перевала дошла и до Безродного. Безродный заинтересовался рассказанным: по приметам сходилось, что это его пес. Но как-то все времени не хватало наведаться в Ивайловку, чтобы найти Булавина, про которого говорили и лестное, и злое.

Бежала Земля своей дорогой, делала один виток за другим вокруг Солнца и своей оси. Несла на себе радость и горе, несбыточные мечты и разбитые судьбы. Баюкала и качала. А люди, знай себе, копошились на сопках, в долинах, метались, богатели, беднели. Одни горели огнем палючим, другие таяли головешками. Для старушки Земли все не ново. Многое она перевидела на своем веку. Рождались и умирали государства, гибли народы и племена, исчезали материки; там, где плескалось море, вырастали острова.

Макар, как и дед Михайло, любил и знал историю. Сделал вывод, что миром правят зло и зависть. Мало в мире добра.

Вот творил добро, а оно превратилось в зло, Макар – песчинка в этом мире, ничто он не сможет изменить, но жил думами: а вдруг люди его поймут, потянутся за ним и станут сильнее, прекраснее.

Макар уже запутался, в чем суть добра и зла. Откормил Хомина – теперь Хомин враг. Это для Макара не ново. Он знал: чем богаче человек, тем жаднее и злее. Но не думал, что будет таким Евтих Хомин. Как теперь жить? По какой тропе идти? В чем смысл добра?

Кажется, нашел. Добро – это дети. У детей родниковые глаза, родниковые думы. Вот и покупал одному пимы, другому зипун, третьему шапку, всех кормил и поил. Нет, дети не верят, что дядя Макар колдун, дядя Макар хороший человек…

Осенью 1911 года нашелся его двоюродный брат Трофим Булавин. Он тоже порвал со староверами, ушел работать шахтером на угольные копи.

Хотелось спросить у родного человека, отчего люди такие, а не этакие. Налил туесок меду, чтобы угостить детей, рассовал деньги по карманам, бросил за спину бердану и ушел, оставив пасеку и пса на попечение Шишканову.

Шел ровной походкой охотника по едва приметной тропинке. Дошел к вечеру до Медведки, переночевал, а поутру пошел дальше. К вечеру вышел на перевал, еще одну ночь надо будет прокоротать у костра. Но думал переспать уже в верховьях Горной. Вдруг впереди раздались частые выстрелы, застонали пули на излете, кто-то истошно закричал, послышалась забористая матершина. Осторожно раздвигая кусты, Макар выглянул на полянку: двое бандитов добивали корневщиков. Макар поймал на мушку голову бандита, выстрелил, но промазал. Такое с ним случилось впервые. Было, что чуть обнизит, чуть обвысит, но чтобы промазать… Может, помешали сумерки, но ведь Макар раньше зверя потемну бил, стрелял на шорох и на крик – всегда в цель. Перезарядил бердану, протер глаза, чтобы выстрелить еще, но бандитов как ветром сдуло. Слышал топот конских копыт, чей-то хриплый голос: человек торопил напарника.

Промазал Макар, руки дрогнули. Вот и сейчас они дрожат, наливаются слабостью, ноги стали ватными. Знай Макар, кто был перед ним, то никогда бы не промазал! Еще не раз он пожалеет о своем неудачном выстреле.

Долго сидел на валежине, ловил ртом воздух, держался рукой за сердце. А когда отошла боль, почти бегом бежал во всю дорогу до Горной.

Шел ночью, утро, день, вечером был уже на месте. Не стал искать пока брата, а пошел прямо в полицию. Все обсказал. Затем описал приметы бандитов, хотя в сумерках не видел хорошо. Четким, каллиграфическим почерком написал свои показания, расписался.

Жил Трофим бедно и даже грязновато. Макар угостил детей медом, конфетами, жене Трофима отдал деньги. Пришел с работы Трофим, черный от угольной пыли. Как ни странно, но им пришлось знакомиться, жизнь давно разметала их по разным концам земли. Трофим был усталый, но все же посидел с братом, поговорили о делах житейских, о людях. Макар рассказал про бандитов. Трофим на это только и сказал: