– Ну и хорошо. Покажи мне, что я того стою. Пострадай со мной немного.

Мы выбрали нечто среднее между каналом BBC News и моими шоу.

Телевизионное панельное шоу «У меня есть новости для вас».

По всей видимости, предполагалось, что оно смешное. Зрители – и Дэвон – так точно смеялись.

Но для меня оно стало лишь очередным напоминанием о том, что ему со мной не место. О том, что я окажу ему огромную услугу, если подарю свободу и дам жить своей жизнью вместе с Луизой.

К тому же могу подчеркивать бесконечно: я обязательно все испорчу.

– Меня по-прежнему преследуют.

Мое признание взялось будто из ниоткуда.

Грудь Дэвона напряглась подо мной. Я чувствовала, как учащается его пульс между нашими телами. Закрыла глаза и продолжила:

– Сегодня мотоциклист подрезал меня в пробке и прилепил записку к моему лобовому стеклу. В ней говорилось, что я должна уехать из Бостона. Что это последнее предупреждение. Странно то… – я сделала глубокий вдох, – что мне поступают два разных вида угроз. В одних заявляют, что хотят меня убить, а в других велят бежать отсюда. Кажется, будто от меня пытаются избавиться две разные силы, но каждая по своей причине. Будто эти люди никак друг с другом не связаны.

– Две? – повторил он холодно и задумчиво.

– Две.

– Черт.

Слово «черт» было произнесено с пониманием. По крайней мере, так прозвучало. Но как это возможно? Откуда он может знать, кто меня преследует?

Дэвон встал и впопыхах натянул трусы.

– Мы сейчас же поедем в полицию.

В горле застрял горький смешок. Я хотела сказать ему, что уже ездила, но это ни к чему не привело.

Но тон, которым он заговорил со мной – такой надменный и покровительственный, напомнил о том, почему мужчин, как и детей, должно быть видно, но не слышно.

– Ты не можешь указывать мне, что делать. – Я вскочила и пошла на кухню.

Малышка Уайтхолл принялась неистово брыкаться, давая понять, что напугана и рассержена не меньше меня.

Дэвон издал язвительный смешок:

– Могу и, черт подери, указываю. Ты подашь заявление в полицейском участке. Я поеду с тобой. А еще ты теперь уходишь в официальный декретный отпуск в «Мадам Хаос».

Его слова шли вразрез с моим правилом не связываться с деспотичными мужчинами.

Я разразилась визгливым смехом, возвращаясь к старым привычкам, старым фразам, к старому, старому, старому монологу женщины, которая никак не могла отпустить прошлое.

– Ох, Дэвон. Ты такой милый, когда думаешь, что имеешь надо мной власть.

– Речь не обо мне и не о власти. А о твоей безопасности. Ты обратишься в полицию. – Его взгляд разрывал меня на части. Я могла поклясться, что он вот-вот расплачется. Расплачется от разочарования, потому что никак не мог до меня достучаться.

Сейчас самое время остановиться.

Сделать глубокий вдох.

Сказать ему, что ты уже обращалась в полицию, но это ничего не дало.

Возможно, вы сумеете найти решение вместе.

Но потом я подумала о том, как мистер Локен обещал обеспечить мне стипендию в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Говорил мне, как я ему важна.

И о папе. О нем я тоже подумала.

Почему-то это напоминание ранило сильнее всего.

– Вот как? – Я схватила со стола коробку с хлопьями и высыпала половину содержимого в глубокую тарелку. – Это мы еще посмотрим.

Дэвон развернулся и пошел в свой домашний кабинет. Вскоре я услышала, как хлопнула дверь.

– Я с ней больше не могу! – взревел он за ней.

Коробка выпала у меня из рук, и хлопья рассыпались по полу.

Я прижалась лбом к прохладной столешнице и закрыла глаза.

Почти.

Тебе почти удалось это превозмочь.

Но ты не смогла.

Двадцать седьмая

Белль

Четырнадцать лет

Папа покупает бейсбольную биту, чтобы отпугивать парней.

– Хорошая стратегия. – Он подталкивает меня локтем над запеканкой и содовой во время ужина и подмигивает. – Вы так выросли. Уже не дети. Мне нужно эффективное оружие, чтобы отгонять мальчишек. Что думаешь, Перси? Я смогу их всех одолеть?

Она хихикает, собрав пальцем крошки и облизывая его:

– Ты можешь все что угодно, папа.

– А что ты скажешь, Белли-Белль. Как думаешь, твой старик еще хоть куда?

Я ковыряю вилкой запеканку с зеленой фасолью, пытаясь выдавить улыбку. Скоро мой пятнадцатый день рождения, и я не знаю, как сказать папе, что единственный так называемый парень, с которым у меня что-то было, – это тридцатилетний женатый мужчина с ребенком, который, похоже, никак не поймет, что между нами все кончено.

Прошло уже три недели, как тренер вернулся на работу. Почти каждый день он пытается загнать меня в угол. Я всегда увиливаю от него, но сделать это становится все труднее и труднее. Беда в том, что я никому не могу об этом рассказать. Возможно, если бы он не был женат… если бы все не расстилались перед его ребенком, которого его жена привезла на днях в школу на новенькой синей машине… Она прикатила Стивена в маленькой коляске и остановилась, чтобы все могли над ним поворковать. А когда тренер ее увидел, то приобрел взволнованный, почти виноватый вид, но он все равно поцеловал Бренду в губы, а потом повел в учительскую.

История об интрижке между тренером и ученицей и так сама по себе постыдна, но когда ты при этом становишься еще и разлучницей? Нет, спасибо.

– Не обольщайся, пап, – наконец говорю я. – Меня свидания не интересуют.

– Однажды начнут интересовать, – с сожалением вздыхает папа.

Мама со смехом кладет ему в тарелку еще кусок запеканки.

– Оставь ее в покое, милый. Может, она еще не готова.

Я начинаю думать, что не буду готова никогда.

На следующий день тренер Локен пребывает в дурном настроении. Допускает ошибки. Кричит на нас во время тренировки. Заставляет делать по сотне отжиманий, потому что мы, по его словам, опоздали, хотя это не так.

Тренировка выходит мучительной. Колено болит невыносимо, но я не смею жаловаться, потому что не хочу, чтобы он ко мне прикасался. Поэтому терплю, даже когда едва могу идти от боли.

– Пенроуз, жду у меня в кабинете через пять минут! – рявкает он, когда мы заканчиваем.

Я набираю воду в рот, глядя на него с открытой неприязнью.

– Я не могу, тренер. Мне нужно забрать младшую сестру из библиотеки.

Не совсем и ложь, хотя Перси уже привыкла, что приходится меня ждать.

– Подождет. – Тренер