мерзавкой из-за того, чем занималась с ним, женатым мужчиной. Все происходящее утратило свой лоск. Когда несколько дней назад я подслушивала в столовой, что говорят о нем и его жене дежурные учителя, меня осенило, что все это большая ошибка.

Какой человек спит со своей ученицей?

Какой человек изменяет своей беременной жене?

Недостойный, вот какой.

– Ты никого не разлучаешь. Я хочу тебя. Я люблю тебя. Всю неделю не переставал о тебе думать. – В голосе тренера слышится настойчивость. Я бросаю на него взгляд, но все равно встаю со скамейки. Наверное, если кто-то увидит нас издалека, происходящее покажется ему странным. Я ухожу от тренера, а не наоборот.

Его признание в любви ничего не меняет.

– Прости. Я тебя не люблю.

– Я знаю, что любишь.

– Нет, не люблю. – На самом деле я не знаю, что чувствую, а чего не чувствую. Знаю только, что совсем запуталась. Мне нужно выбраться из этой ситуации, и поскорее.

– Разговор еще не окончен, – предупреждает тренер и встает вслед за мной, озираясь по сторонам, будто вор в ночи, собравшийся вылезти из чужого окна.

Я отворачиваюсь и ухожу прочь с мыслью, что он точно закончен.

Двадцать шестая

Белль

Этот мужчина окончательно меня уничтожит, и я ничего не могла с этим поделать, кроме как воочию за ним наблюдать. Я поняла это, как только он опустил ладони мне на живот.

Малышка Уайтхолл сразу же зашевелилась. Возникло чувство, будто бабочки впервые расправили крылышки у меня в животе.

Малышка поняла, что ее папа прикоснулся к ней в первый раз, и отреагировала на его прикосновения.

После этого все происходило стремительно.

Поцелуи.

Засосы.

Прикосновения кожи к коже.

Тайны.

Я чувствовала, будто лечу с обрыва.

Падаю, падаю, падаю.

Но все равно не пыталась за что-то ухватиться или прекратить происходящее.

Омут не кажется таким уж глубоким, когда из него совсем не хочется выбираться.

Вот почему влюбленность – опасная игра.

Она дарит худшее, что может обрести такая, как я.

Надежду.

Следующим вечером я не стала спешить домой после того, как разобралась с документами в «Мадам Хаос». Я пребывала в странном настроении. На нервах.

Не хотела, вернувшись домой, выяснить, что Дэвон все еще развлекается где-то с этой расфуфыренной мисс.

А другой возможный вариант – что Дэвон окажется дома и усадит меня, чтобы поговорить по-взрослому – внушал не меньший ужас.

Что я могла ему сказать? Вчерашний день ничего не изменил.

Мы остались прежними. В сердцах у обоих зияла пустота.

Его семья никогда меня не примет и обанкротится, если он не женится на Луизе.

А я? Я все та же девушка, которая закрывала глаза, чтобы помечтать, но вместо этого видела мистера Локена.

Поэтому я не поехала домой, а встретилась с Эшлинг, Сейлор и Персефоной в особняке последней за жареными моллюсками и пивом.

Пить одну только газировку было непросто, но необходимо. Беременность принесла с собой отвращение ко многим продуктам: кофе, красному мясу и большинству видов рыбы. Но мне все равно время от времени хотелось выпить бокал вина.

– Ну что? Какие у тебя симптомы во время беременности? – Сейлор опустошила свой бокал, как ирландский… ну, скажем так… моряк [25]. – Когда я была беременна Руни, моя вагина стала фиолетовой. Было ужасно. – Она замолчала. – Ну, особенно для Хантера. Я-то была не в том положении, чтобы на нее смотреть. В прямом смысле слова.

Перси поднесла ладонь ко рту.

– Спасибо тебе, королева лишней информации.

Сейлор пожала плечами, макая картошку фри в миску с кетчупом.

– Да шучу. Хантеру даже вроде как нравилось. У него возникало ощущение, будто он занимается сексом с инопланетянкой.

– А я писалась. Постоянно, – как бы невзначай вызвалась Эшлинг, отправив в рот жареного моллюска.

Я поперхнулась содовой, забрызгав ей всех подруг. Что ж, это было внезапно.

– Эмброуз сильно давил на мой мочевой пузырь. Сперва это случалось, только когда я кашляла или чихала. Но к третьему триместру, стоило мне наклониться, чтобы надеть носки, и – упс! – я обмочила штаны. Думаю, я была единственной женщиной на планете, которая продолжала каждый день пользоваться гигиеническими прокладками. Каждый раз, когда я покупала упаковку в местном «Уолмарте», кассирша бросала на меня такой взгляд, типа «ты же в курсе, что они не нужны?», и мне хотелось закричать ей, что я врач.

– Ну а ты что? – я обратилась к своей безупречной сестре, которая перенесла две безупречные беременности и родила прекрасных малышей, крепко спавших с первого дня. Перси, благослови ее господь, была неспособна на несовершенства.

Она наморщила нос, краснея.

– Что? – с ухмылкой спросила Сейлор, свесив кусочек картошки фри из уголка рта, как сигарету. – Рассказывай, засранка!

– Что ж. – Перси взволнованно заправила волосы за ухо. – Это не симптом как таковой…

Теперь мы все склонились к ней над обеденным столом, округлив глаза и жаждая узнать.

– Да просто во время обеих беременностей я все время была очень-очень возбужденной.

– Хочешь сказать, что тебе каждый день был нужен витамин D?[26] – Сейлор приподняла бровь.

Перси рассмеялась:

– Да. И мне хотелось… пожестче. А Киллиан разрывался между тем, чтобы дать мне желаемое, и убедиться, что мы не наделаем глупостей.

Мы все задумчиво закивали.

– Теперь твоя очередь, – захихикала Перси, бросая в меня картошку.

Мы будто вновь стали подростками. Снова та же легкость, которая возникала, когда мы вместе. Я знала, что мы всегда будем друг у друга. Это дарило мне огромное утешение особенно сейчас, когда все мои чувства вращались вокруг Дэвона.

– Мне кажется, мой главный симптом – это сумасшествие, – призналась я, обгрызая початок кукурузы, о чем потом непременно пожалею, когда придется два часа кряду чистить зубы нитью. – Потому что, кажется… мне вроде как начинает нравиться Дэвон. Ну, по-настоящему.

Раздался звон посуды. Перси выронила кусок картошки на пол и даже не собиралась его поднимать, а только не сводила с меня глаз. Сейлор и Эшлинг переглянулись, будто раздумывали, не стоит ли проверить у меня температуру.

Перси прокашлялась первой и осторожно продолжила:

– Поподробнее, пожалуйста.

Я рассказала им обо всем. О завещании, о наследстве и о связанных с ним проблемах. О матери Дэвона, о сестре и о банкротстве. Рассказала о поздних вечерах, которые он проводил в обществе Луизы, и о том, как сама подтолкнула его в ее объятия.