Импровизировать не пришлось. В тот самый момент, когда она уже почти решилась, в дверь снова постучались.

– Ника! Ника, юная нимфа! Открывайте поскорее дверь! Рафик Давидович пришел к вам с подарочками!

Вот у Рафика Давидовича для нее тоже подарочки…

А Тереза Арнольдовна уже снимала перчатки и респиратор. Ее лицо не выражало вообще ничего, даже раздражения.

– Я поставлю духи на журнальный столик, Доминика. Когда этот старый сатир уйдет, непременно ими воспользуйтесь. Поверьте, это особенные духи.

В том, что они особенные, Ника даже не сомневалась. Ей бы дыхание восстановить.

Дверь Рафику Давидовичу открыла Тереза.

– О, Тери! И ты тут! – Шеф-повар говорил громко и улыбался широко. – А я вот решил навестить наших девочек, подбодрить, так сказать, сладеньким! – Он сунул под нос Терезе накрытый салфеткой поднос.

– Я уже ухожу, Рафик. И ты не задерживайся, мне кажется, у нас всех еще очень много дел.

– Мои дела без меня не пропадут! – Рафик Давидович легкомысленно взмахнул рукой и с невероятным для его крупной комплекции изяществом протиснулся мимо Терезы Арнольдовны в комнату, пробасил: – Ну, где тут моя красавица?

– Я здесь! – Ника помахала рукой. Просто так, в пустоту помахала, даже не совсем Рафику Давидовичу. Она же ничего не видит. – Проходите, пожалуйста!

Он вошел, а Тереза вышла. Хрустальный флакон, как и обещала, оставила на журнальном столике. Там же, на столике, Рафик Давидович пристроил свой поднос.

– А что это вы меня сегодня весь день игнорировали, юная леди? – спросил он с обидой в голосе. – Ни на завтрак, ни на обед не приходили. Не нравится вам стряпня Рафика Давидовича?

Он говорил, а сам очень внимательно изучал флакон, даже в руки его взял, даже к глазам поднес.

– Нравится, Рафик Давидович! Очень нравится! Мы просто весь день провели в городе. Там и перекусили.

– Нехорошо! Ах как нехорошо питаться всякой бесполезной сухомяткой! – Рафик Давидович с досадой покачал головой. За ним было очень интересно наблюдать. Вернее, наблюдать за тем, с каким вниманием он изучает ее комнату.

Еще один и не друг и не враг? Или тоже больше враг, чем друг? Или кто?..

Изящным движением руки он сунул хрустальный флакон в карман своей поварской куртки, во взгляде его черных глаз промелькнуло странное, не поддающееся идентификации выражение. Промелькнуло и исчезло, а широкое лицо расплылось в белозубой улыбке.

– Ничего, Рафик Давидович исправит этот непорядок, Рафик Давидович не может допустить, чтобы его девочки проходили инициацию впроголодь!

– Я не голодна. – Серебряный велел не есть и не пить ничего подозрительного. Кажется ли Рафик Давидович подозрительным? На первый взгляд нет, он всегда приходил к Нике с гостинцами и кофе. А на второй – очень даже. Ей сейчас все кажутся подозрительными. Какой-то вселенский заговор…

– Знаете, что я вам принес, Ника? Я принес вам восхитительнейший десерт «Шу с клубникой»! Сначала может показаться, что это банальный профитроль, но стоит только распробовать, как вы тут же поймете, что это совершенно разные десерты! – Он говорил и сервировал стол. Кофе и крошечная тарелочка с чем-то маленьким, но весьма аппетитным, наверное тем самым «Шу», который почти как профитроль, но другой. Ничего подозрительного, если не считать того факта, что ее постоянно хотят убить. И что теперь делать? Ника уже придумала. С кофе и десертом можно сделать почти то же самое, что она до этого планировала сделать с флаконом духов. Она же слепая, а потому страшно неловкая, ей простительно.

Ника пролила кофе в блюдце с загадочным Шу в тот самый момент, как в дверь ее комнаты снова постучали. Одного взгляда на милейшего Рафика Давидовича хватило, чтобы понять, как сильно он раздосадован. На его луноликом загорелом лице отразилась вселенская боль.

– Ой, простите… – Ника пошарила по столу, но сделала только хуже, столкнула блюдце с десертом на пол.

– Ай, не беда, детка! Рафик Давидович принесет еще! – Его бодрый голос вступал в явный диссонанс со взглядом, которым он встретил сунувшегося в комнату официанта.

– Тереза Арнольдовна просила вас явиться на кухню, – отрапортовал официант, а потом добавил: – Кажется, там какой-то форс-мажор, что-то подгорело.

– Что-то подгорело!!! – Рафик Давидович застонал, воздел очи к потолку. – Ничего не могут без меня сделать! Совершенно ничего! Ладно, приберитесь здесь, пока я буду разбираться!

Уже возле двери он остановился, глянул на Нику, пообещал:

– Я скоро вернусь, юная леди! И мы непременно выпьем с вами по чашечке кофе.

Не успел официант прибраться, как снова постучали. Просто какой-то день открытых дверей у нее сегодня! Просто праздник какой-то!

На пороге стоял Артем Игнатьевич, еще один не то друг не то враг. И тоже с подарком!

– Ника. – Он дождался, пока официант выйдет из комнаты, и лишь потом вытащил из кармана безупречного пиджака крошечную коробочку. – Я хотел извиниться перед вами.

Он, этот немолодой, но все еще очень интересный мужчина, не выглядел врагом и злодеем, но Ника больше никому не верила. Бойся данайцев, дары приносящих…

– За что извиниться, Артем Игнатьевич? – А в коробочке – перстень. Красивый, массивный, с рисунком лабиринта, явно сделанный тем же мастером, что и медальон с Ариадной.

– Я допустил непростительную оплошность, не перепроверил результаты генетической экспертизы. Это из-за меня вам пришлось пережить все эти волнения с установлением родства.

Нике хотелось сказать, что до установления родства ей как раз таки жилось куда спокойнее, по крайней мере, ее не пытались убить. Но она предпочла помолчать.

– Позвольте? – Артем Игнатьевич взял ее руку в свою. Вот сейчас он наденет ей на палец перстень… И что? Какой здесь может быть подвох? Колечко отравлено на манер перстней Борджиа, и помрет она теперь мучительной смертью? И ведь ничего не сделаешь с этаким подарком. Его не уронишь и кофе не зальешь…

Наверное, Ника бы и тут что-нибудь придумала, если бы не взгляд Артема Игнатьевича. Он смотрел на нее… ласково и немного удивленно, словно видел впервые в жизни. А потом вдруг сказал:

– Ты невероятно на нее похожа. – Может, от волнения, а может, еще по какой причине он перешел с Никой на «ты». – Она была точно такой же в твои годы.

Ника не стала спрашивать, про кого он говорит, и руку убирать не стала, даже не вздрогнула, когда колечко скользнуло по коже безымянного пальца. Скользнуло, но не оцарапало и, кажется, ничем не отравило. По крайней мере, чувствовала она себя точно так же, как и раньше.

– Спасибо, Артем Игнатьевич. – И благодарность получилась искренней, почти без примеси страха.

– Тебе нужно войти в этот лабиринт, девочка, – сказал он, пряча опустевшую коробочку обратно в карман. – Ты справишься. Главное, ничего не бойся.