Но разумеется, он не мог допустить ничего подобного. Ни место, ни время к этому не располагали. И она не позволит, учитывая те обстоятельства, при которых они расстались. К тому же они были не одни.

— Какого дьявола они тебя сюда бросили? — спросил Олдем.

— Думаю, мы это скоро выясним. Эти двое, что привезли меня сюда, сказали, что ждут с минуты на минуту появления того, на кого работают, чтобы получить дальнейшие указания.

— И кто это, по-твоему? — спросил Олдем.

Господи, как же было хорошо видеть его снова. Больше месяца снедала Гарриса тревога за человека. Он боялся, как бы его захватчикам не надоело ждать и они не решили бы избавиться от пленника. Как же подло и низко Недли все подстроил, хотя Гаррис был счастлив, что ученый вернулся домой.

По крайней мере вернется, когда все это разрешится.

— Не имею представления, — ответил Гаррис.

Хотя имел. Но Олдему в данный момент не нужно было знать, что главным подозреваемым являлся его родной, любимый сын. Разговор Маркленда с Феррелом о встрече с каким-то человеком на корабле подтверждал его причастность к случившемуся. Проклятие, это известие могло стать тяжелым ударом для бедного Олдема.

Интересно, что Маркленд замышлял для Пенелопы? Гаррис бросил на нее еще один долгий взгляд. Она стояла в стороне от них, словно раздумывала, присоединиться ли к ним или начать молотить в дверь с мольбой выпустить ее. Едва ли он мог винить ее в том, что она не доверяла ему.

— Терпение, дорогая, — сказал ей Гаррис. — По эту сторону двери вы в большей безопасности, чем будете по другую.

— Я не уверена, — возразила она.

— Она боится, что все это подстроил ее жених, — пояснил Олдем со всей серьезностью.

Гаррис не мог не рассмеяться.

— Правда?

— Она сказала, что он ужасный человек, способный на всякие гадости.

Гаррис не был в этом абсолютно уверен, но ему показалось, что бледные щеки Пенелопы окрасил слабый румянец. Хорошо. После такой ночки, как эта, немного цвета на лице ей не помешает.

— Я в этом не сомневаюсь, — согласился он. — Насколько я о нем наслышан, он способен на всякого рода порочные, шокирующие поступки.

От этих слов она еще сильнее покраснела.

— Он не производит впечатления подходящей партии, — заметил Олдем с озадаченным выражением лица, столь хорошо знакомым Гаррису. — Мисс, у вас ведь есть прибежище? Думаю, было бы неразумно продолжать отношения с таким человеком.

— Ну уж нет, умоляю не внушать ей подобных мыслей, — вмешался Гаррис и подошел к Пенелопе, чтобы обнять ее одной рукой за талию.

Она сделала вид, будто игнорирует его, но по крайней мере не вырвалась и не лягнула куда-нибудь в особо уязвимое место. Бедняжка, эта ситуация, должно быть, чрезмерно ее напрягала. Она выглядела совершенно потерянной.

— Наверное, пора познакомиться, — произнес он, делая глубокий вдох. — Мисс Пенелопа Растмур, позвольте мне представить моего отца, Чарлза Гарриса Олдема. Отец, мисс Растмур — моя невеста.

Он не мог решить, на чьем лице выразилось большее изумление. Лицо Олдема из слегка озадаченного стало весьма озадаченным, а Пенелопа и вовсе не была в состоянии скрыть своего изумления. Ему хотелось бы остановить это мгновение, чтобы сполна насладиться произведенным эффектом, однако они находились не в гостиной, а в импровизированной темнице, поэтому он решил продолжить:

— Правда, как ты, должно быть, догадался, мы не очень ладим последнее время.

Отец Гарриса уставился на Пенелопу с недоверием.

— Вы считаете моего сына ужасным преступником, — начал он, обращаясь к ней, — который устроил весь этот кошмар?

Она, в свою очередь, уставилась на Гарриса.

— Ваш отец? Не может быть. Все знают, что ваш отец умер.

Ах, милая, нежная Пенелопа. Он снова сделал глубокий вдох, готовясь к неизбежным объяснениям, попутно думая, могут ли ее глаза стать еще круглее.

— Предыдущий маркиз Хептон действительно умер, это правда, но он не был моим настоящим отцом. Моя мать — Господи, упокой ее душу — призналась в этом на своем смертном ложе, когда мне было четырнадцать лет. Я, мисс Растмур, на самом деле — ублюдок, незаконнорожденный.

— Но ваш отец… то есть маркиз… признал вас. Как вы можете быть… как это вы выразились?

Ему нравилось, как она заикается, стараясь всеми силами понять ситуацию. Ей и вправду было неловко сознавать, что она находится под замком в одном помещении с распутником, который оставил своего побочного сына на попечение другого мужчины. Сам Гаррис испытал больше чем неловкость. Он получил еще одно очко не в свою пользу в этой бессмысленной игре сердец, в которую позволил себе по глупости ввязаться.

Пенелопа попятилась от него, как от прокаженного, отступив на шаг. Шаг был маленьким, но он знал, что это значит. Если, попав сюда, она не считала его окончательно безнадежным злодеем, — хотя, судя по словам отца, считала, — то правда о его рождении бесповоротно утвердила ее в этом. Он был в ее глазах безнадежным злодеем.

Но до настоящего момента Гаррису не приходило в голову сожалеть об этом.

— Согласно законодательству этой страны, я — лорд Гаррис Честертон, — объявил он. — Хотя в действительности мое имя должно было бы звучать куда скромнее. Гарри Олдем, согласно моему истинному происхождению.

Теперь Пенелопа перевела взгляд на Олдема.

— И это ваш отец? Простой… мистер?

К счастью, его отца было нелегко обидеть. Он лишь снисходительно улыбнулся в ответ:

— На самом деле я не такой уж простой, а профессор, с вашего позволения.

— Профессор? — О да, ее глаза сделались ее круглее. — Профессор Олдем?

— Да…

— О, я следила за вашей работой! — взвизгнула она внезапно и, забыв о проказе Гарриса, сделала к ним шаг. — Я читала все ваши публикации, и ваше «Руководство к раскопкам на Ниле» — моя настольная книга! Не могу поверить, что это в самом деле вы!

— Да, это я, — признался Олдем.

Старик застенчиво переминался с ноги на ногу. Очевидно, теперь ему стало неловко, Гаррис же, напротив, чувствовал, что его забыли. Пенелопа без умолку болтала о том, сколько замечательного слышала о знаменитом профессоре Олдеме и его разнообразных приключениях в далеком Египте. Проклятие, неужели девчонка не догадывалась, что ее чертов жених тоже принимал участие в большинстве этих приключений? Что был соавтором половины всех этих чертовых статей, пока его отец старательно пытался убедить местное население, что они не раскопают какое-нибудь древнее проклятие, способное наслать на них всех голод или чуму.

Но зачем такой девушке благородного воспитания, как Пенелопа, читать подобные статьи? Их ведь не печатали в «Ледиз мансли музеум» или в «Ла белль ассамбле». Или, может, у ее брата валялись повсюду научные журналы? Правда, он не замечал, чтобы тот интересовался подобными вещами. Мог ли интерес Пенелопы к египетским древностям выходить за рамки мишурного блеска?