Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нас нашла горничная с кухни, завопила от ужаса и побежала обратно в дом за помощью. Вернулись слуги с фонарями и испугались при виде необузданного горя, которое охватило их хозяина. Но это они зря. У отца не осталось сил. Он даже не смог подняться с колен, когда они высвободили мамино тело из его рук, чтобы отнести в дом.
Только когда они потянулись ко мне, он встряхнулся.
– Нет, – сказал он и в тот миг заявил на меня права. – Нет. Она теперь моя. Волчонок, иди сюда, ко мне. Я отнесу тебя домой.
Я стиснула зубы, когда он взял меня на руки. Тело мое было напряженным и прямым, как всегда, когда он меня держал, и я отвернулась от его лица. Он был нестерпим, его чувства – невыносимы. Но я осознала правду, и мне надо было произнести ее вслух. Я перевела дух и прошептала ему на ухо стихотворение из моего сна:
– Когда пчела на землю упадет, вернется бабочка, сменив событий ход.
Догадка твоя верна. Я не рассказал всего, что знаю о том событии, ограничившись лишь тем, что счел безопасным для Чейда. А потому то, что я повторю здесь, предназначено только для мастера Силы. Хоть мы оба и питаем к старику теплые чувства, нам известно, что он склонен рисковать собой в погоне за знаниями.
Первое, что следует помнить: сам я по-настоящему там не был. Мне снился сон, и в том сне я совершил переход при помощи Силы. Но ты и сама наделена талантом к снам Силы и лучше других поймешь: то, что я там видел, я видел глазами короля Верити.
В моем сне мы были в разрушенном городе. В нем все еще жили воспоминания, и теперь нам известно, что с некоторыми городами Элдерлингов такое случается. Я видел его прошлое – изящные башни, устремленные к небесам, и грациозные мосты, а также необыкновенных людей в яркой одежде. Но еще я видел город таким, каким его воспринимал Верити: холодным и темным, с неровными улицами, где каждая стена превращалась в препятствие, которое мы вынуждены были преодолевать. Дул злой песчаный ветер, и Верити, опустив голову, пробирался к реке.
У реки я осознал, что вижу не воду. Там текла Сила – в виде жидкости, похожей на расплавленное золото или, скорее, поток раскаленного докрасна железа. В тот миг мне показалось, что она как будто источает черное сияние. Впрочем, во сне все происходило зимней ночью. Был ли у Силы вообще какой-то цвет? Я сам не знаю, что тебе сказать.
Точно помню, как мой король, худой, точно пугало, опустился на колени на том берегу и без колебаний скинул руки по самые плечи в странное вещество. Я разделил его боль, ибо, клянусь, оно разъело плоть и мышцы на его костях. Но когда Верити высвободился из плена течения, его руки по плечи были серебряными от чистой Силы, магии в ее самой что ни на есть могущественной форме.
Должен еще рассказать тебе, что помог ему не броситься в поток. Я наделил его волей, которая потребовалась, чтобы отойти назад. Окажись я там во плоти, не думаю, что сам смог бы устоять перед искушением утопиться в чистой магии.
И потому я рад, что не знаю дороги туда, – для меня это только к лучшему. Понятия не имею, как Верити пробрался в тот город; мне неизвестно, как он попал оттуда в каменоломню. Подозреваю, он использовал монолиты Силы, но какие и что за символы на них были, – мне неведомо, и я не желаю этого знать. Несколько лет назад Чейд попросил меня отправиться с ним через монолиты к Каменным Драконам, а оттуда – в каменоломню, чтобы разобраться, какие колонны мог использовать король Верити. Я ему отказал, и отказывал потом раз за разом.
Ради общего блага молю, чтобы ты ни с кем не делилась этим знанием. Уничтожь этот свиток, если сможешь, или спрячь там, где только ты сумеешь его найти. Я правда надеюсь, что это место очень, очень далеко и добраться туда можно, лишь проходя сквозь монолиты много раз подряд, на что никто из нас не отважится. Малого количества Силы, распоряжаться коим мы научились, должно нам хватить. Давай не станем искать магию, для владения которой мы недостаточно мудры.
Есть завершения. Есть начала. Иногда они совпадают, и конец чего-то одного отмечает начало чего-то другого. Но иной раз после конца просто наступает долгая полоса – время, когда кажется, что все завершилось и ничто другое уже не начнется. Когда моя Молли, хранительница души моей с той поры, как я был мальчишкой, умерла, так и случилось. Она закончилась, но ничто другое не началось. Ничто не могло вывести мой разум из разверзшейся пустоты, ничто не могло утешить мою боль, ничто не могло придать ее смерти смысл. Хуже того, ее смерть превратила все другие завершения, какие мне случалось испытывать, в свежие раны.
В дни, последовавшие за ее смертью, я был бесполезен. Неттл приехала почти сразу, и ночи не прошло, и привезла с собой Стеди и Риддла. Уверен, она путешествовала через монолиты, как и они. Сыновья Молли и Баррича вместе с женами и детьми прибыли так быстро, как только смогли. Появились и другие скорбящие – и мне следовало встретить этих людей, поблагодарить их за участие. Возможно, я так и поступил. Не помню, что я делал в те долгие дни. Время как будто не шло, а ползло еле-еле. Дом был полон людей, они разговаривали и ели, ели и разговаривали, плакали, смеялись, делились воспоминаниями о тех днях, когда я не был частью жизни Молли, и в конце концов я уходил в свою спальню и запирал дверь на засов, чтобы остаться в одиночестве. Но отсутствие Молли было заметнее присутствия других. Каждый из ее взрослых детей скорбел по ней. Чивэл плакал, не стыдясь. Свифт бродил с пустым взглядом, а Нимбл просто сидел. Стеди и Хирс много пили, что опечалило бы Молли, увидь она это. Джаст сделался угрюмым молодым человеком, и темная аура одиночества, очень напоминающая о Барриче, витала вокруг него. Тем не менее именно он взял на себя заботу о братьях и сестре. Риддл также был рядом, призраком витал где-то на заднем плане. Мы однажды поздно ночью поговорили, и он из лучших побуждений попытался сказать, что моя скорбь в конце концов пройдет и жизнь начнется заново. Я хотел его ударить, и, думаю, мое желание читалось по лицу. После мы друг друга избегали.
Дьютифул, Эллиана, принцы и Кетриккен находились в Горном Королевстве, так что я был избавлен от их присутствия. Чейд никогда не появлялся на похоронах, потому я его и не ждал. Почти каждый вечер я чувствовал его на краю разума – он приглашал к общению, но первым его не начинал. Это напоминало то, как он открывал потайную дверь в свою башню и ждал меня, когда я был мальчишкой. Я не тянулся к нему в ответ, но он знал, что я его чувствую и благодарен за его осмотрительность.
Перечисляя, кто приходил и уходил, я не хочу сказать, будто заметил их или мне было до них дело. Наоборот. Я жил своей скорбью; я спал, завернувшись в грусть, питался печалью и пил слезы. Все прочее игнорировал. Неттл заняла место своей матери, управляя делами с кажущейся легкостью, – на самом деле она советовалась с Ревелом, чтобы убедиться, что гостям будет где спать, а все, что касалось еды, оговаривала с поварихой Натмег. Она позаботилась о том, чтобы всем, кому надо, сообщили о смерти Молли. Джаст взял на себя роль хозяина дома: он распоряжался конюхами и слугами, приветствовал гостей и прощался с ними. Всем, что не требовало особых указаний, занимались Ревел и Риддл. Я им позволил. Я не мог помочь им своей скорбью. Я ничего не мог сделать ни для кого, включая самого себя.
