Едва подумаю об этом – убить его готов.

Хотел бы я, чтобы твоим мужем был бы кто-то другой. Я бы не раздумывал, одной стрелы бы хватило!

Но его… не могу. Ненавижу, хочу убить… тебя не хочу так, как мечтаю убить его! – но не трону.

Он мне отец… больше, чем отец.

И нет выхода. Разве горло себе перерезать.

С глазу на глаз.

– Друст. Ты можешь объяснить мне, что происходит?

На миг у сына Ирба оборвалось сердце – но он ничем не выдал. Он понял: король спрашивает, а не обвиняет. Он не знает ничего.

Притворяться незнающим было бы неосторожно:

– Происходит? С королевой?

– Да.

Марх сцепил пальцы, прошелся по покою, не глядя на племянника. Вдруг резко обернулся:

– Почему?! Ты знаешь?

Друст опустил голову, покачал: нет.

Произнести слова лжи он не мог. Сказать правду – тем более.

– Она боится меня, как будто я чудовище. Почему?! – взревел Марх. – Ты лучше всех знаешь ее, ты месяц прожил в Ирландии…

– …больше, – безотчетно поправил Друст.

– …так ответь: ПО-ЧЕ-МУ?!

– Я… – Друст проглотил комок в горле, – я не знаю.

На миг ему захотелось броситься – из окна на острые прибрежные камни. Или – к ногам дяди с честным признанием.

Он закусил губу и еще раз покачал головой.

Похоже, Марх ожидал именно этого ответа.

Он подошел к наследнику, взял его за подбородок, заставил распрямиться…

…Друст снова испугался – «знает!» – но почти сразу понял: нет, не гневается. То есть гневается, но не на него.

– Слушай меня. Я хочу уехать. Летом королю надо объезжать страну. А ты останешься здесь. С ней.

Друст едва не подпрыгнул. И понадобилось вдесятеро большее усилие, чтобы скрыть радость.

– Помоги ей привыкнуть к Корнуоллу. Она знает тебя, она тебя не боится, я же вижу. Помоги ей полюбить эту землю. Обещаешь?

– Я… я постараюсь.

– Не оставляй ее одну. Не давай ей быть наедине с ее страхами. Будь всегда рядом. Ты понял?

Друст в первый раз за весь разговор посмотрел Марху в глаза и сказал совершенно искренне:

– В этом, государь, ты можешь не сомневаться.

Дядя, ты приставил волка стеречь овец…

Ты мне доверяешь, как прежде, не зная, кем я стал теперь.

Прости меня, дядя. Ты мне доверяешь – а я рад обмануть твое доверие.

Прости… я говорю это слово, хоть знаю: прощения мне нет. И быть не может. И не будет, если ты узнаешь.

А ты узнаешь – рано или поздно. И казнишь. И больше не будет метаний между предательством и стыдом.

Я дорого бы дал, чтобы не было того безумия на корабле, что захлестнуло нас обоих… но уже поздно. Назад нет пути, и я не отступлюсь от Эссилт.

Пусть я предатель и вор… Эссилт мне дороже, чем ты, чем моя честь, чем всё, что прежде было в моей жизни.

Я лгун… подлый лгун… пусть! Это моя жизнь, и я вправе выбирать, что мне дороже – любовь или честь.

И я выбираю – любовь.

* * *

Днем королева рукодельничала с дамами, она смеялась и пела – то свои, ирландские, то быстро перенимала от них здешние, она была весела и приветлива, и все – и дамы, и эрлы, и челядь – были просто очарованы ею, молодой и прекрасной.

А Эссилт с нетерпением ждала ночи, когда раздадутся одной ей слышимые звуки арфы и призрачными соловьями полетят по покою, и она пойдет за ними, и придет под исполинскую сосну, и он будет ждать… и до света будет так долго… и еще дольше до приезда короля.

День за днем.

Неделя за неделей.

Луна за луной… но серп стареющего месяца путается в ветвях сосны, и всякому счастью рано или поздно приходит конец.

Особенно счастью украдкой. Украденному.

– Они – любовники, говорю тебе! – с гневной радостью твердил Андред.

Деноален и не спорил. Глупо спорить с очевидным.

– А теперь, когда король уехал, они потеряли всякий стыд! Он всё время проводит с ней.

– Господин, это может быть приказ Марха…

– Он что, так глуп?!

– Господин, позволь дать тебе совет. Если ты захочешь сказать кому-нибудь о том, что Друст – любовник королевы, не говори об этом как о новости. Оброни небрежно: дескать, всем давно видно, что…

– Да ты хитрец, Деноален.

– И вот еще что, господин. Никогда и ни за что не говори об этом королю. Он не любит тебя – увы, это горькая правда. Он не поверит злой вести, если ее принесешь ты. Пусть об этом расскажут другие.

Сбивчивый шепот.

…и зачем шептаться, если за ними не следит никто? А если следит – поздно уже понижать голос.

Пусть так. Но всё же – шепотом:

– Он скоро приедет. Он узнает. Он убьет нас.

– Не думай об этом. Мы сейчас вместе, а прочее неважно.

– Он…

– Он далеко, а мы вместе. Не позволяй ему помешать нам раньше времени! Мы живы, мы вместе, и каждый миг – наш!

– Госпожа… – робко прошептала Бранвен, когда они с королевой гуляли в саду.

– Что с тобой? – обернулась к подруге Эссилт. – Ты плохо выглядишь последнее время. Тебе нездоровится? Земля Корнуолла не хочет принимать тебя?

– Земля Корнуолла приняла меня, – прошептала та. – Я здорова, и всё же мне тяжело как никогда.

– Бранвен, милая?

– Я жду ребенка, госпожа.

– От коро..? – Эссилт зажала свой рот руками.

Бранвен кивнула.

– Но это же невозможно… – прошептала Эссилт. – Ведь – только от королевы и если брачная ночь была первой…

– Я тоже думала, что невозможно.

– Ты – дочь короля и земли. Ты могущественнее меня. Обряд свершился… Бранвен, что нам делать?!

– Не знаю…

– Сын короля… внук двух королей и двух богинь…

– Госпожа, почему ты думаешь, что это сын?

– Бранвен, достаточно раз взглянуть на Марха: у него не родится дочь! Что же делать? Как тебе родить такого сына в тайне? Как достойно воспитать его?

– Ты думаешь – он должен…

– Бранвен! Твой сын – единственный наследник Марха! У меня ведь никогда не будет детей.

– И ты хочешь…

– Когда-нибудь Марх должен узнать о том, что у него есть сын. Я не знаю, как и когда. Это неважно. Это не сейчас. Я думаю, где и как ты должна родить, чтобы сын Марха рос не ребенком служанки от неизвестно кого, а принцем.