– Что случилось, сын мой?

Марх поклонился и рассказал.

Рианнон, и не думая спешиваться, спросила:

– Чего же ты хочешь от меня?

– Только одного: помоги мне распознать заклятье. И того, кто это сделал.

– Садись! – приказала Рианнон, указывая на спину своей кобылы. Марх положил ладонь на круп лошади и вскочил верхом, словно и не было никакой всадницы.

Да ее и не было.

Белая лошадь, без седла и узды, поскакала к Тинтагелу, неся сына на спине и переливчато звеня колокольцами, вплетенными в гриву.

– Эссилт! – горячие губы жадно ласкают ее щеки, подбородок, шею…

Темен и густ сад вокруг Тинтагела. Высока и величава Большая Сосна. Ни один человек не найдет возле нее любящих.

Ни один человек.

– Подожди, Друст, милый, мне страшно!

– Успокойся, любимая. Нас здесь не застанет никто.

– Нет, Друст, не сегодня. Я уйду.

– Пустые тревоги, – и он снова и снова целует ее, а его властные руки влекут королеву на мягкую траву.

– Постой! Они близко! Я слышу звон колокольцев. Пусти меня, милый, пока не поздно!

– Это ветер шумит в кронах деревьев.

– Друст, нет! – она вырывается из его объятий. – Я вижу белую лошадь. Это наша беда!

– Это просто туман поднимается с моря. Что с тобой сегодня?

– Нет, милый, я уйду. Король может застать нас. Прямо сейчас.

– Король еще днем покинул замок, и он никогда не опустится до слежки. Этой ночью нам не грозит никто.

– Что ж… если я права, то он увидел достаточно, чтобы нас казнить. Если же прав ты…

– Прочь страхи, любимая! Король может лишить нас жизни, но не отнять друг у друга.

Марх закрыл лицо руками.

– Не могу на это смотреть. Уедем…

– Они невиновны, – сказала Рианнон. – Это заклятье.

– Верю, – ответил король. И повторил: – Уедем.

– Это Манавидан.

– Не удивляюсь.

– Они невиновны.

– Я понимаю.

– Марх, очнись! Сегодня ты не увидел ничего, о чем не знал бы раньше.

– Сегодня я это увидел.

– Сын мой, ты ведешь себя как человек! Стыдись.

Нет ответа.

– Это заклятье не вечно.

– Что?!

– Три года, Марх. Они не властны над собой – три года.

– А… потом?

– Потом – я тебе не помощница. Это будет делом людей.

– Спасибо, матушка.

– И вот еще что, король. Хоть я и укрывала нас чарами, твоя Эссилт видела нас. Эта девочка – настоящая королева, она прекрасно чувствует Силу. Не всякий из Аннуина сможет одолеть ее – даже сейчас. Береги свою жену, Марх. Это сокровище. Бендигейд Вран не ошибся, суля тебе ее в жены.

– Он мне сулил еще и счастье с ней…

– А это уже зависит от тебя, сын мой. Три года минуют, а что потом?

* * *

Марх всё рассказал Динасу. С самого начала.

Не то чтобы король нуждался в совете, – просто правильная мысль чаще приходит, когда о неразрешимом рассказываешь другому.

– И что ты намерен делать? Отошлешь его?

Марх сцепил руки и, глядя в никуда, отвечал:

– Нет.

– Марх?! – ответ короля показался сенешалю безумием.

– Послушай. – Марх подошел к окну, оперся на подоконник и заговорил, обращаясь скорее к бесстрастному прибою далеко внизу. – Динас, Друст не предатель. Он верен мне, как мои руки верны моему телу. И если я поступлю с ним, как с предателем…

– Но его воля не послушна ему! На нем заклятье!

– Именно потому, что на нем заклятье! – рявкнул, обернувшись, король. – Будь его воля свободна, я бы… я не знаю, что сделал бы с ним.

Марх перевел дыхание и заговорил спокойно:

– Динас, заклятье заставляет его предать не меня… то есть, меня тоже, но не это главное. Он предает самого себя. Против воли. И если я его сейчас отошлю, то это всё так и останется. Я признаю, что он не смог одолеть судьбу. И он навсегда останется предателем. Не передо мной даже – перед собой.

– Марх, ты серьезно надеешься, что он одолеет заклятье?

Король усмехнулся:

– Ну а ты представь, что на его месте оказался ты. Ты безумно вожделеешь королеву. Ну и?

Динас помедлил с ответом, честно попытавшись вообразить это, и потом сказал:

– Я бы уехал. Восточные берега Прайдена разоряют саксы, и пришло время перестать думать о Корнуолле и Ллогре как о разных странах… и всё такое.

– Ну именно, – кивнул Марх.

– Разве я не это тебе предлагаю?

– Динас, не время шутить. Не убеждай, что ты не видишь разницы между «уехать» и «быть отосланным».

– Марх, он не сможет. Ты уповаешь на невозможное.

– Динас, вспомни, сколько раз он уже совершал невозможное. Он сын Ирба – и этим всё сказано. Ирб был воплощенным долгом.

– Он сын Ирба, но не сам Ирб! – всердцах крикнул сенешаль. – Ты переоцениваешь его, а я боюсь настолько доверять внуку Рианнон!

Марх удивленно приподнял бровь:

– Тогда начни с меня? Всё-таки я ее сын.

– Внуки бывают похоже на дедов чаще, чем дети на отцов, – буркнул Динас.

Помолчали.

Марх тихо заговорил:

– Динас, пойми меня. Это его битва – с судьбой, с собой… Если я его отошлю – я его уже признаю проигравшим. И это я стану причиной его поражения.

– Тебе будет легче, если поражение потерпит он сам?

– Не знаю. Не верю.

Снова помолчали.

– Марх, ты совершаешь ошибку. Страшную. Может быть, роковую. Но… поступи ты иначе, ты не был бы Мархом.

Тот невесело усмехнулся. Динас продолжал:

– Хорошо. Я спрошу тебя: ты понимаешь, что сегодняшнее их свидание не было последним?

– Не трави душу.

– Ты понимаешь, что, оставляя его в Тинтагеле, ты даешь согласие на новые – одно, два, десять?

– Замолчи!

– Отошли его, Марх.

– Динас… наверное, я плохой муж. Над такими, как я, смеются… но, проклятье, мне Друст дороже жены! Он переборет чары Манавидана, я уверен! Пусть не сразу… пусть это будет мой позор, но мне сын дороже чести!

– Ты безумец, Марх… Ладно. Слушай меня. Я не знаю, сколько у них свиданий еще будет, но обещаю: их не застанет никто. Даже ты. И еще: я поговорю с Друстом.