Нет, Пашка не стал предателем. Просто в арсенале похитителей его римского счастья имелись столь эффективные препараты, что при необходимости могли бы, наверное, разговорить памятник Карлу Марксу на Театральной площади в Москве. Как известно, в реальной жизни чудеса встречаются редко, и потому Пашка не стал тем невероятным исключением из правил – победить симптомы действия «эликсира правды» его сильный организм не сумел.

Он рассказал всю правду, какую знал, но вот беда: ее было недостаточно, чтобы считать миссию по его экстрадиции из Италии в Россию до конца целесообразной. Конечно, с его помощью удалось выйти на Олега и подослать к нему агента для передачи сообщения, которое должно было заставить объект почувствовать себя не в своей тарелке. Но больше узнать от Павла Семенова ничего не удалось. Все известные ему номера счетов, пароли, коды, названия банков имели отношения исключительно к его персональной бухгалтерии, где дела шли не очень… Его же тюремщиков интересовали вещи куда более серьезные, чем личные дела задержанного, суммы, более существенные, чем среднестатистические остатки на счетах Пашки.

Поздним вечером на балконе виллы на Кап-Ферра, скрытой от посторонних высоченной живой изгородью, столь характерной для богатых домов южной Франции, бывший майор Черняев и человек, которого Черняев безоговорочно признавал за старшего, чрезвычайно озадаченные, решали дальнейшую судьбу задержанного. Наконец, у старшего зазвонил телефон.

– И ты не смог уговорить его отдать тебе рукопись?! – прокричал в трубку старший, не дав собеседнику закончить доклад.

– У меня не было инструкций насчет документов, – возразил Евгений. – Это могла быть провокация. Задание я выполнил: записку-предупреждение передал. Поначалу он хотел отдать мне рукопись, потом передумал почему-то. Я не стал настаивать, чтобы не вспугнуть…

– Парень, у тебя с головой все в порядке? Он уже наверняка прочитал записку, и теперь никому и ничего добровольно не отдаст. Он понял, что ты не журналист.

«Кто только берет в контору таких уродов!!!».

Старший негодовал. Ему было с чем сравнивать, ведь в свое время он принимал самое деятельное участие в подборе кадров для КГБ СССР. Теперь же, будучи фрилансером, не мог влиять на кадровую политику ведомства, наследовавшего деятельность Комитета. Его человек в Ванкувере прослужил оперативником несколько лет, пока не уволился, и должен был усвоить элементарные правила. Но, по всему видать, не усвоил.

Дав волю эмоциям, он, наконец, взял себя в руки.

– Какая, к шуту, провокация? Действуй согласно запасному плану. Немедленно.

– Но я совершенно не готов.

– Отставить и молчать, дубина! Сам виноват. Отправляйся в «Русский дом» и жди. Тебя найдут и всем снабдят. О выполнении доложить.

Старший в сердцах швырнул аппарат на мраморный столик и негромко выругался, увидев, как от него со звоном отлетела золотая крышка вместе с батареей. Собрав телефон и положив его в карман куртки, он нервно забарабанил пальцами по столику. Его собеседник, худощавый господин, одетый так, будто собрался в казино «Метрополь» в Монако, совершенно европейской наружности, абсолютно седой, в очках в недешевой оправе, заметил на чистом русском языке:

– Да, отец, вижу, расстроился ты в натуре. Что так?

– Кирилл, твое панибратство и жаргон абсолютно неуместны. И будь повежливей со старшими.

– Хорошо, постараюсь повежливей, могу даже говорить на английском языке, так проще избежать жаргонных слов, что мне чрезвычайно трудно, блин. Что ж, тут не моя вина.

Это меня долг забросил солнцевским общаком рулить, а не мои личные детские мечты.

– Давай, мне нужна практика.

И они перешли на английский.

– Что случилось, Николай Николаевич?

– Наш сотрудник мог уже сейчас получить то ли рукопись книги, то ли дневник объекта, что, сам понимаешь, нам бы очень помогло.

– Он пишет книгу?

– Откуда я знаю? Только что этот… Motherfucker… Дурацкий язык, даже слов нормальных нет, чтобы охарактеризовать качество персонала в наши дни. Кого они вообще берут на работу?

– А пусть платят им нормальные деньги, и все будет окей.

– Ты что, из-за денег в свое время? Или я?

– Частично – да. Подъемные на форму помнишь? Тысяча рублей по меркам начала восьмидесятых – это была сумма, аргумент. И все остальные блага. Не обманывай себя. Вопрос: зачем этот бывший капитан вообще вам понадобился? Отомстить решили за трусость? За то, что в свое время не убрал кое-кого и мне помешал? А я вот ему очень благодарен. Лежать бы мне тогда на дне моря к цепи привязанным, если бы удалось порешить объект…

– Во-первых, он не трус. Во-вторых, мы такой чепухой как месть не увлекаемся, чай, не дети гор. Думаешь, все могло произойти случайно?

– А почему нет? Наверняка они из тех редких экземпляров, что руководствуются идейными соображениями.

– Ты сам себя опровергаешь. Говоришь, деньги всем правят, и здесь ты прав. Потому что принять решение, которое принял объект в тот день, когда не стал ликвидировать сам знаешь кого, возможно, было только, если… имел место сговор с жертвой.

Николай Николаевич замолчал, прислушиваясь к ночным звукам. Легкий прохладный ветерок дул с залива. Застегнув молнию на куртке, он набросил на плечи плед и придвинул столик с бутылкой кальвадоса и стаканчиками. Кирилл разлил напиток в стаканчики, они чокнулись и выпили.

– О чем я говорил? – рассеянно спросил Николай Николаевич.

– О мотивах поступка объекта. Кальвадос отличный.

– По сто пятьдесят евро за бутылку. Лучший в стране… Ты сам-то не догадываешься, почему мы его целый год искали по всему миру? Почему столько денег потратили?

– Думаете, он в курсе, где спрятаны «золотые медвежата»?

– Тихо, тихо… Зачем вслух такие вещи произносишь?

– Ну, хорошо, скажу «золото партии», «сокровища политбюро»….

– Сокровища Серебряного озера… Лучше так. Золота партии не было никогда как такового. Это пусть пресса жонглирует красивыми словами – наше с тобой дело докопаться, что они знают и к каким ресурсам у них есть доступ.

– А я не верю в сговор. Да, какие-то деньги ему достались по случаю: яхту купил, в Канаде живет… А может, его фонд Горбачева финансирует… А что? Очень даже правдоподобно. Узнал Горбачев, кому обязан своим чудесным спасением, и решил назначить герою пожизненную пенсию. Впрочем, нет, в такое я не поверю никогда. И, тем не менее, ты же знаешь, о каких суммах могла идти речь, если они планировали финансировать изгнание президента. Капитал Абрамовича и иже с ним вкупе – это, цитируя любимое кино, мелочь по карманам тырить.

– Иных мотивов, кроме материальных, я не вижу. По идейным соображениям кадровый спец, чекист или грушник должен был желать только одного: убить Горбачева, но уж никак не спасти…