Печать Македонии осталась у Антипатра. Александра перехватил второй гонец; в поощрение царь приглашал сына в свой лагерь под Перинфом. Александр повернул на восток, к Пропонтиде, взяв с собой друзей.

В ставке Филиппа, в хорошо обжитом уже доме, отец и сын сидели за сосновым столом, над подносом, полным морского песка и камней, возводя горы, пальцем прокапывая ущелья, стилосами отмечая расположение конницы, стрелков, фаланг и лучников. Здесь никто не мешал их игре, если не считать вылазок осажденных. Смазливые юные оруженосцы Филиппа были неназойливы и сдержанны, бородатый Павсаний, красота которого поблекла, получил повышение до соматофилакса, начальника стражи, и бесстрастно наблюдал за ними, вмешиваясь только по сигналу тревоги. Тогда они немедля хватались за оружие — Александр с нетерпением, Филипп чертыхаясь, как бывалый ветеран. Завидев Александра, ила, к которой он присоединился, поднимала восторженный крик. После фракийской кампании он получил прозвище: Базилиск Маленький царь.

Легенда летела впереди Александра. Возглавляя военную операцию против медов, он напал из-за скалы сразу на двоих и справился с обоими, не дав им времени предупредить остальных; его собственные люди не поспевали за ним. Двенадцатилетняя девочка-фракийка, упавшая к его ногам, когда за ней гнались солдаты, провела в его палатке всю ночь, и он не дотронулся до нее даже пальцем, а после одарил приданым. Он бросился между четырьмя повздорившими македонцами, которые уже выхватили мечи, и прекратил драку голыми руками. Когда в горах разразилась гроза и молнии ударялись в скалы, так что солдатам казалось, что боги вознамерились уничтожить их всех, до последнего человека, он увидел в этом предвестие удачи, заставил их двигаться, рассмешил их. Кому-то Базилиск перевязал рану собственным плащом, сказав, что цвет крови благороднее пурпура; кто-то умер у него на руках. Еще кто-то, думавший, что мальчишка достаточно неопытен, чтобы испробовать на нем старые солдатские штучки, глубоко раскаивался. Если он настроится против тебя — держи ухо востро. Но если твое дело правое, он обязательно поможет тебе.

Поэтому, когда они видели, что Александр бежит к штурмовым лестницам в свете падающих со стен огневых снарядов, яркий и подвижный, как стрекоза, зовущий их за собой так, как если бы звал на пир, они откликались всей душой и стремились быть поближе к нему. Следи за ним, он думает быстрее тебя.

При всем этом осада подвигалась вяло. Пример Олинфа обратился другой своей стороной: жители Перинфа решились стоять до последнего и умереть, если понадобится. И до этой последней минуты все еще было очень далеко. Хорошо снабжаемые с моря, защитники города яростно отражали атаки и часто устраивали ответные вылазки. Теперь они сами подавали пример остальным. Из Херсонеса, лежавшего к югу за Великой Восточной дорогой, пришла весть, что покоренные греческие города собрались с духом. Афиняне долго пытались возмутить их, но они не соглашались принять афинские войска — скудно оплачиваемые и вынужденные жить за счет союзных земель. Ныне города осмелели. Форпосты Македонии были захвачены, ее крепостям угрожали. Война началась.

— Я очистил для тебя одну сторону дороги, отец, — сказал Александр, как только узнал новости. — Позволь мне очистить и другую.

— Так я и сделаю, когда подойдет подкрепление. Я использую его здесь, а тебе нужны люди, знающие местность.

Филипп планировал неожиданный штурм Бизанфы, надеясь отрезать ее от Перинфа; она помогала осажденным, став у царя костью в горле. Он завяз в этой прибрежной войне гораздо глубже, чем ему хотелось, и вынужден был обратиться к наемникам. Они явились из Арголиды и Аркадии, областей, которые поколениями жили под угрозой нападения Спарты и поэтому дружески поддержали растущее могущество царя; им был чужд гнев и ужас афинян. Но наемники стоили денег, которые осада пожирала, как песок — воду.

Наконец они явились, крепкие приземистые люди, той же кости, что и Филипп — его аргосское происхождение все еще было видно в нем, связывая поколения. Он сделал им смотр и созвал совет с их военачальниками, которым — к добру или худу — наемные войска подчинялись постоянно; это было слабым звеном в цепи командования. Впрочем, аргивяне были опытными воинами, стоившими своей платы. Александр же с войском отправился на запад; солдаты, бывшие с ним во Фракии, уже покровительствовали остальным.

Его поход был стремителен. Мятеж все еще находился в зародыше; несколько городов, охваченные страхом, изгнали возмутителей спокойствия и поклялись в преданности. Те же, кто успел связать себя обязательствами перед Афинами, радовались будоражащей новости: боги наслали на Филиппа безумие, и он доверил армию шестнадцатилетнему мальчику. Эти города послали Александру вызов; он осадил их один за другим, изучая местность, нащупывая слабое место в обороне или, если слабых мест не было, используя подкопы, тараны, бреши. Александр хорошо усвоил уроки Перинфа и сумел ввести некоторые новшества. Сопротивление вскоре угасло, оставшиеся города открыли ворота, приняв его условия.

По дороге из Аканфа Александр видел ров Ксеркса: судоходный канал через перешеек Атоса, проведенный для того, чтобы персидский флот мог безопасно пережидать горные бури. Огромная снежная вершина вздымалась над поросшими густым лесом склонами. Армия повернула на север, вдоль берега чудесного залива.

У основания лесистых холмов виднелись остатки давно разрушенного города. Разломы стен поросли ежевикой, насыпи виноградников были размыты зимними дождями, по заброшенным оливковым рощам бродило только стадо коз, пощипывающих сорняки; несколько голых мальчишек-пастухов продирались сквозь низкие ветки подлеска.

— Что здесь было? — спросил Александр.

Кто-то из солдат подъехал с вопросом к пастухам, которые, завидев его, с пронзительными воплями обратились в бегство. Наименее проворного удалось изловить, — он вырывался, как попавшая в сети рысь. Увидев, что полководец, к которому его подтащили, едва ли старше его собственного брата, мальчишка онемел. Когда диво милостиво сообщило, что все, чего они хотят, — это узнать название погибшего города, пастух ответил:

— Стагира.

Колонна двинулась дальше.

— Я должен поговорить с отцом, — сказал Александр Гефестиону. — Старику пришло время получить свою плату.

Гефестион кивнул. Он понимал, что школьные дни миновали.

Когда договоры были подписаны, заложники присланы, укрепления усилены, Александр вернулся к Филиппу, все еще сидящему под Перинфом.

Царь дожидался сына, прежде чем двинуться к Бизанфе; ему необходимо было знать, что все устроилось. Он решил выступить в поход сам, оставив вместо себя Пармениона, поскольку взять Византий было еще тяжелее: с трех сторон город защищали Пропонтида и Золотой Рог, со стороны суши высились неприступные стены. Все свои надежды царь возлагал на внезапность нападения.

Вдвоем, за тем же столом, обсуждали они план кампании. Филипп часто забывал, что разговаривает не со взрослым мужчиной, пока какая-нибудь походя брошенная непристойность не заставляла спину мальчика напрячься. Сейчас это случалось реже; грубость, настороженность, раздражительность почти ушли из их отношений, согретых тайной взаимной гордостью.