Моя дорогая Рафаэлла!

Это бесконечный вечер, завершающий бесконечную жизнь. Яркуюжизнь. Ставшую еще более яркой, когда появилась ты. Ты была мне бесценнымподарком, любимая. Бриллиантом чистой воды. Ты никогда не прекращала приноситьмне радость, счастье, ты внушала мне благоговение. И теперь я только прошу тебяо прощении. Я долго думал обо всем. Я долго мечтал о том, чтобы статьсвободным. Я ухожу, не спросив у тебя позволения, но надеюсь, что с твоегоблагословения. Прости меня, моя милая. Я оставляю тебе свою любовь. Вспоминайобо мне, как об обретшем свободу.

Преданный тебе Джон Генри.

Она прочитала его письмо несколько раз. «Вспоминай обо мне,как об обретшем свободу». Все-таки он оставил ей письмо. У нее словно гораупала с плеч. Он просил у нее прощения. Как это все бессмысленно и абсурдно. Икак она сама ошибалась… обретший свободу. Теперь она поняла его и благословила,а он умолял ее об этом целый год. И благословение вернулось к ней. Потому чтовпервые за этот год Рафаэлла ощутила себя свободной. Она медленно шла по дому,зная, что они оба обрели свободу. Она и Джон Генри. Он так хотел преодолетьсебя, и он это сделал. Он выбрал для себя единственный верный путь. И теперьона тоже была свободна. Свободна, чтобы уйти… чтобы преодолеть себя. Она сновабыла самой собой. Ей вдруг захотелось позвонить Алексу и рассказать о письме,но она не могла себе этого позволить. Это будет попыткой вторгнуться в егожизнь. А ей так много хотелось рассказать ему! Джон Генри умер не из-за них. Онпросто ушел из жизни.

Когда она медленно вошла в свою спальню, было три часа ночи.Она думала о двух мужчинах в ее жизни с нежностью и любила их обоих больше, чемкогда-либо. Они все стали свободными… все трое. В конце концов.

На следующее утро Рафаэлла вызвала агента по недвижимости,произвела опись имущества, обзвонила несколько музеев, библиотекиКалифорнийского и Стэнфордского университетов и транспортную компанию, чтобынанять грузчиков. Пришло время уходить. Она приняла решение. Она еще не знала,куда пойдет и что будет делать, но ей пора было уходить из дома, где она жилавместе с Джоном Генри. Возможно, пора было ехать в Европу, но она не была вэтом уверена. Письмо Джона Генри «отпустило» ей ее грех. Она аккуратно свернулаего и спрятала в сумочку, намереваясь позднее положить его в банковский сейфвместе с другими важными бумагами. Этот клочок бумаги был для нее самым важнымдокументом в жизни.

К концу недели она передала в музеи то, что хотела, иуниверситетские библиотеки пополнили свои хранилища их книгами. Она оставиласебе лишь те, что они читали вместе, и, конечно, томик стихов, в котором оноставил ей свою последнюю записку. Она уже успела рассказать отцу о письмеДжона Генри, когда он позвонил из Парижа. На другом конце провода воцарилосьдолгое молчание, и затем последовали сбивчивые извинения за то, что он ейкогда-то наговорил. Рафаэлла заверила отца, что не держит на него зла. Но,повесив трубку, каждый из них задумался о том, что былого не вернуть, не забытьгорьких слов, что уже произнесены, и что нет бальзама для ран, которым никогдане зарасти. Но Джон Генри освободил Рафаэллу даже от обиды, подарив ейбесценный подарок – правду.

Рафаэлла как во сне смотрела на слуг, пакующих последниекоробки. На все ушло около двух недель, а на следующей неделе, под Рождество,Рафаэлла собиралась улетать в Испанию. Здесь ее ничто не удерживало. Дом почтипродали женщине, которая была от него просто без ума, но ее мужу ещетребовалось некоторое время на раздумье. Мебель сдали на аукцион, всю, кроменескольких вещей, которые Рафаэлла отправляла матери в Испанию. Здесь большенечего было делать, и на последние несколько дней перед отъездом изСан-Франциско Рафаэлла собиралась переехать в гостиницу. Здесь не осталосьничего, кроме воспоминаний, бродящих по дому как привидения. Воспоминания обобедах в столовой вместе с Джоном Генри – на Рафаэлле шелковое платье и ниткажемчуга… о вечерах у камина… воспоминания о том, как она впервые вошла в этотдом. Теперь придется запаковать в чемодан воспоминания и забрать их с собой,подумала она, закончив сборы.

Было шесть часов вечера, до Рождества оставалась ровнонеделя. Уже почти стемнело. Повар приготовил ей яичницу с беконом, и это былоименно то, что ей требовалось. Сидя прямо на полу в слаксах цвета хаки, она совздохом медленно обвела взглядом особняк Джона Генри. Все было готово котправке на аукцион и в Испанию. Доедая яичницу, она в который раз возвращаласьмыслями к Алексу и тому дню, когда они встретились на берегу, ровно год назад.Она подумала, не встретит ли его снова, если поедет туда, и улыбнулась своейнаивной надежде на чудо. С этим тоже было кончено.

Рафаэлла отнесла тарелку на кухню, чувствуя странноеудовольствие от того, что обслуживает себя сама в этом странном покинутомособняке. Теперь здесь не было ни книг, ни телевизора, ни письменного стола. Унее мелькнула мысль сходить в кино, но потом она решила пойти прогуляться ипораньше лечь спать. У нее еще были кое-какие дела на завтрашнее утро, и надобыло купить билет на самолет в Испанию.

Рафаэлла медленно спускалась вниз по улице, разглядываяухоженные, симпатичные особняки, и знала, что ей не будет их недоставать, когдаона уедет. Дом, по которому она будет тосковать, был гораздо меньше и скромнее,покрашенный бежевой краской, с яркими цветущими клумбами во дворе. Ноги самипривели ее к этому дому, она вдруг обнаружила, что находится от него в двухшагах. На самом деле она не хотела приходить сюда. И в то же время ей хотелосьеще раз ощутить дыхание любви, которую она здесь испытала. Она простилась сособняком Джона Генри, настала очередь домика Алекса. Может, это прощаниепоможет ей потом обрести новый дом, может быть, когда-нибудь она встретитчеловека, которого полюбит, как любила Джона Генри и Алекса.

Незаметно для себя Рафаэлла подошла совсем близко, словнобабочка, летящая на свет. Она как будто только и ждала всю неделю этогомомента, чтобы прийти сюда, снова увидеть этот дом, чтобы осознать, как многоон для нее значил, и сказать «прощай» если не людям, то хотя бы этому месту. Вдоме не было огня, и она поняла, что он пуст. Она подумала, что Алекс могуехать в Нью-Йорк, и вспомнила, что Мэнди учится в колледже. Возможно, онаотправилась на рождественские каникулы к матери или на Гавайи с Шарлоттой. Всеэти люди казались сейчас Рафаэлле жителями другой планеты. Она долго стояла,глядя на темные окна, вспоминая, что она пережила, и желая Алексу счастья, гдебы он ни был. Она не видела, что дверь гаража открылась, а на углу остановилсячерный «порше», за рулем которого сидел высокий мужчина, не веривший своимглазам. Он был почти уверен, что на другой стороне улицы стояла Рафаэлла исмотрела на окна его дома. Но он знал, что этого не может быть, что этонаваждение, сон.

Женщина, стоявшая там, казалась выше и совсем худой, на нейбыли старые слаксы цвета хаки и толстый белый свитер, волосы были затянуты вхорошо знакомый пучок. Она до странного напоминала Рафаэллу какой-то особой,только ей присущей пластикой. Но он знал, что она в Испании, его матьрассказала, что она поставила крест на своей жизни. Алекс потерял всякуюнадежду связаться с ней. Она не отвечала на его письма, и, по мнению егоматери, все было безнадежно. Она отрезала все нити, связывающие ее с прошлым,разучившись мечтать и чувствовать.