И внезапно ей вспомнилась Брайант. Ты еще будешь ужасно страдать.

– Я только попросила тебя не отпускать их далеко от дома, – напомнила она и вцепилась пальцами в бюро, опасаясь выйти из себя и взорваться. – Я хотела, чтобы они были в безопасности. Чтобы никто… никакие злые колдуньи не добрались до них… – Она замолчала.

– От кого в безопасности, Лидди? – Темные глаза Мэри казались огромными на ее белом лице. – Они всегда были в безопасности, милая… – Она тряхнула головой, и слезы брызнули в разные стороны. – Это невезение, ужасное невезение, а не месть. Не мог никто…

Лидди скрипнула зубами:

– Брайант знала, что Ханна больна. Она посадила ее на поезд. Купила ей билет. Ты знала об этом? Мистер Тукер сказал мне об этом. Она прислала ее сюда, чтобы она убила моих детей.

– Лидди, неужели ты веришь…

– Мэри, тут речь даже не идет о том, верю я или нет. Это правда.

Лидди уже поняла: когда отправилась со своей милой, пухленькой, веселой маленькой дочкой в Лондон, чтобы повидать дом, повидать Брайант, она разозлила старую ведьму и сама устроила ловушку себе и своей маленькой птичке.

– Не пытайся ничего мне объяснять. Ты предала меня. Я не спрашиваю, что ты тут делала. Я не спрашиваю, почему тут был Далбитти. – Ее нижняя губа загнулась за зубы. Лидди наклонилась вперед, уронила голову между коленей и завыла, как дикий зверь. Ей было плевать, что Мэри смотрела на нее.

Мэри встала на колени рядом с креслом. У нее текла кровь из прокушенной губы.

– Лидди, милая. Не прогоняй меня. Позволь мне остаться. Позволь мне помочь тебе.

Лидди отодвинула кресло и встала, отвернувшись от сада. Она слышала, как наверху плакал Джон и звал ее, но не могла пойти и утешить его.

– Ты мне не сестра. Больше у меня нет сестры.

Месяцы шли за месяцем и превращались в годы; Лидди старалась не думать о Мэри и Далбитти. Дом стал ее миром, а мир уменьшился в размерах и включал теперь дом, Джона, ее дорогого мальчика, и могилу ее маленькой дочки, похороненной с веточками и листочками в волосах.

Декабрь

Ты, конечно, сохранила в сентябре головки подсолнухов. Привяжи их к бамбуковым палкам и воткни в клумбы возле террасы; смотри, как зеленушки, крапивники и зарянки методично клюют семечку за семечкой. Вот так, хотя теперь и разгар зимы, ты, возможно, начнешь понимать, как сад может радовать глаз круглый год.

Я нахожу утешение в том, что ты это поняла.

Рядом с кладбищем на боярышнике растет омела. Это там, где тис. Я всегда срезаю пару веточек омелы. А вот тис никогда не приноси в дом, это к несчастью. К смерти.

Вот и закончилась моя маленькая тетрадка, год тоже закончился. В последние дни я с наслаждением писала эти советы. Ты прочтешь их когда-нибудь, Джульет? Ты будешь когда-нибудь жить здесь? Я доверяю Фредерику, и все же… Признаюсь, мне больно даже подумать, что дом достанется кому-то еще, а не тебе. Я сохранила кучку желудей. В канун каждого Нового года я всегда кладу новый желудь на подоконник. Это означает, что в дом не ударит молния. Моя комната была когда-то спальней моих родителей. Мама сказала мне однажды, что в том году, когда умерла ее дочка, они не оставили на подоконнике желуди. «Моя дочка умерла». Мне было очень обидно, когда она так говорила. Я ее дочка, что бы она ни думала. Я осталась тут, а они все ушли. Все они.

Впоследствии Джульет вспоминала то первое Рождество в Соловьином Доме, на редкость унылое и мрачное, но тут же напоминала себе, что дело вовсе не в празднике. Погода была жутко холодная, не звонкий и ровный мороз, а сырой ледяной туман, пронизывающий до костей. Рождественским утром из-за него ничего не было видно дальше террасы.

Дети сгрудились, словно сиротки на какой-нибудь унылой викторианской картине, на деревянном диване в столовой и ждали завтрака, а Джульет бегала на улицу и обратно за дровами, вляпалась в лисий помет, когда срезала боярышник и тис, которые в канун Рождества были слишком мокрыми, впускала холод и оставляла на полу грязные следы.

Она собиралась купить всем пижамы, словно они тоже были из тех, кто носит одежду от Boden, но спохватилась, что не может себе позволить разориться на них, к тому же Би вообще наверняка откажется носить пижаму с птичками. Содержимое чулок – экономная версия – оказалось катастрофичным.

– Я читала уже эту книжку. Там в конце умирает щенок. – Айла угрюмо отпихнула от себя подарок. – Отдай ее в лавку благотворительности.

– Я не люблю Чейза! – закричал Санди и швырнул на пол миниатюрную игрушку из «Щенячьего патруля».

– Ма? Санди ненавидит Чейза. Я тоже ненавижу Чейза. Мы любим Маршала. Маршал классный… у него маленькие лапы и смешная улыбка… Мы ненавидим Чейза.

– Ох, милые мои. – Джульет потерла красное от усилий лицо и сделала глоток кофе. У нее подгорели булочки с корицей, подготовленные накануне; в кухне и столовой так воняло горелым хлебом и сахаром, что щипало в носу и горле.

– Ты наследила на полу, ма, – сказала Би, обнимая Санди – тот тихо плакал, комично опустив кончики губ. Джульет оглянулась и увидела на деревянном полу длинную полосу, она тянулась от двери до стоявшей у ее ног корзины с поленьями. Би выставила вперед челюсть и выпятила губы. – Все ОК, Санди. Мой чулок гораздо говеннее, чем у тебя. Посмотри на браслет. Он сломан, и все бусинки рассыпались.

– Не ругайся… – начала было Джульет, но остановилась. – Милые мои, помогите мне. Наденьте сапоги и куртки. – Она захлопала в ладоши. – Сегодня Рождество! Давайте притащим побольше дров, зажжем камин, и нам станет уютно. Фредерик и Джордж…

– Папа! – закричала Айла. Джульет вздрогнула и с ужасом повернулась к двери; но Мэтт позвонил из Лондона на телефон Би. Девочка аккуратно поставила телефон на обеденный стол и ответила на звонок.

– Папика! Папика! – закричал Санди, подбегая к сестрам. – Там мой папика!

– Привет, детки! – сказал Мэтт. Он сидел в их старой гостиной, окруженный внушительными, красивыми на вид подарками и разорванной оберточной бумагой; за его спиной бегали дети, это был веселый беспорядок, обычный на Рождество. – Я соскучился по вам, ребята. Поздравляю вас с Рождеством! Элиз! Джек! Бегите сюда, скажите – ой, они убежали. Эй! Вы уже открыли ваши подарки?

– Мама сказала, что пока еще рано, – ответила Би. Они повернулись и посмотрели на Джульет, которая лихорадочно пыталась украсить картинку, которую видел Мэтт, выставив на комоде веточку падуба и скудное количество присланных ей рождественских открыток. – Она сказала, что мы сделаем это, когда нарядимся и сходим в церковь. Но ведь она никогда не бывает в церкви, непонятно, зачем ей понадобилось тащиться туда именно сегодня. Плюс к этому у нас и подарков почти нет, так что открывать будет нечего. – Би наклонилась вперед и сказала пронзительным голосом: – Па, мама сказала, что твои подарки не были вовремя получены. Это правда?