не производит неприятного впечатления». В еде Александра Федоровна была непривередлива и, по словам Гиббса, могла месяцами есть дважды в день куриные котлеты. «Императрица отличалась бережливостью, и радости обеспеченной жизни значили для нее очень мало. Еда во дворце зачастую была ужасной, со всеми вытекающими из этого последствиями», — писал Гиббс.

Говоря о духовной жизни Александры Федоровны, можно привести воспоминания современников, в которых описывалась жизнь при русском дворе до революции и, в частности, отношения Императрицы с «Божьим человеком» Распутиным, выходцем из крестьян. То благоговение, с которым она относилась к этому безнравственному человеку, занимавшемуся эксгибиционизмом в одном из петербургских кабаков[371], долгое время считалось одной из причин падения монархии в России. Впрочем, на тот момент лишь немногие из противников Императрицы знали, что ее расположение к Распутину объясняется мучительной верой в то, что он сможет вылечить ее сына.

К несчастью, Александра Федоровна, уверовав в божественный дар Распутина, решила, что необходимо расширить сферу его влияния. Если он обладает даром врачевания и лечит Алексея, почему бы ему не исцелить и язвы на теле России?[372] Она даже советовала Императору причесываться расческой Распутина перед важными политическими совещаниями.

Растущее влияние «Божьего человека» вызывало беспокойство в обществе, особенно в кругах русской аристократии. Именно его винили в том, что Императорская Семья утратила популярность. В декабре 1916 года князь Феликс Юсупов и Великий Князь Дмитрий убили Распутина. Вначале они угостили его отравленными пирожными, но когда увидели, что яд не действует, застрелили его. Затем тело Распутина было сброшено в Неву. Ходили слухи, что Юсупов сохранил одну из пуль, которая по его заказу была вставлена в перстень.

Пьер Жильяр однажды встретил «Божьего человека» в передней и был очень впечатлен. «У меня было четкое ощущение, что я нахожусь рядом с очень плохим человеком или порождением зла», — говорил он. В отличие от Жильяра, Гиббс, несмотря на свою склонность драматизировать события, удержался от преувеличенных эмоций, возможно, из-за преданности Александре Федоровне или из-за того, что просто не был впечатлен. Проведя в России более десяти лет, Гиббс, вероятно, привык к необычному облику и поведению странников (паломников), которых часто можно было встретить в деревнях. Более того, он не верил в то, что Распутин пользовался каким-либо влиянием при дворе. Друг Гиббса Дэвид Битти, в прошлом посол Великобритании, оставил записи о своем разговоре с Гиббсом, состоявшемся в 1961 году. Битти писал: «Он [Гиббс] не считал Распутина влиятельной или опасной фигурой; по его мнению, это был простой хитроватый крестьянин, владеющий искусством врачевания».

Другому другу, Дмитрию Корнхардту, Гиббс говорил, что видел Распутина только один раз. Дмитрий хотел, чтобы Гиббс рассказал о Распутине подробнее, и в особенности, действительно ли он так неопрятен, как рассказывают. Гиббс отвечал уклончиво: «От Распутина не пахло так, будто он давно не мылся».

Историк Георгий Катков вспоминал о разговоре с Гиббсом, в котором англичанин упомянул, что однажды видел, как Царь, не читая, выбрасывал письма от недоброжелателей Распутина прямо в корзину. Произошло это в Могилеве, когда Гиббс привез Цесаревича в Ставку. Гиббс вспоминал, что письмо вызвало раздражение Императора. Николай II заметил: «Еще один донос на Григория. Я получаю их почти каждый день и выбрасываю, не читая».

Когда в 1914 году началась Первая мировая война, Гиббс находился в Англии, проводя время с отцом в Нормантоне. Джон Гиббс смирился с тем, что его сын не стал священником. Когда Гиббса пригласили ко двору, отец с восторгом писал ему: «Если бы только твоя дорогая матушка дожила до этого дня». Мэри Гиббс умерла в 1906 году. И это была последняя встреча отца с сыном — Джон Гиббс умер в апреле 1917 года.

Затем Гиббс получил телеграмму, в которой его просили вернуться в Россию. Приехав во дворец, он обнаружил, что жизнь сильно изменилась.

«С одной стороны, она [наша жизнь] стала более насыщенной, поскольку все были чрезвычайно заняты. Круг обязанностей Императора значительно расширился, казалось, у него нет ни одной свободной минуты. Даже то время, которое он посвящал занятиям спортом в саду, зачастую урезалось — вещь совершенно небывалая. Императрица также все дни напролет занималась делами, работая в Красном Кресте или разбирая корреспонденцию».

Дошло до того, что Александра Федоровна стала принимать веронал, чтобы снять нервное напряжение. «Веронал помогает мне сохранять бодрость духа. Я в буквальном смысле пропитана им», — говорила Императрица Лили Ден.

Цесаревич, вдохновленный известием о начале войны, потребовал, чтобы ему разрешили носить другую одежду. «Алексей Николаевич отказался носить матросский костюмчик, в котором Его Высочество до сего момента можно было видеть постоянно. Теперь он носил солдатскую форму, которую дополняло миниатюрное ружье, точная копия настоящего», — сообщал Гиббс.

Гиббса высоко ценили при дворе и вскоре ему предложили поселиться в Царском Селе. Он продолжал содержать комнаты в Санкт-Петербурге, однако ему пришлось оставить большую часть других своих занятий. На протяжении шести лет помимо того, что он давал уроки царским детям, Гиббс занимался и другой преподавательской деятельностью. К тому времени он заведовал несколькими Высшими языковыми курсами в Английской школе новых языков Притчарда. «Чтобы я не так остро ощущал потерю остальных мест, Императрица любезно обеспечила меня уютными апартаментами в великолепном Екатерининском дворце», — писал Гиббс.

Живя в Царском Селе, Гиббс мог совершать с Цесаревичем прогулки по дворцу. Однажды они увидели, как двое слуг разбивают предметы из императорского фаянсового сервиза. В отношении императорской посуды действовало строгое правило: если на ней обнаруживали какие-либо изъяны, ее уничтожали. Никто другой не имел права ею пользоваться.

Вероятно, именно в то время Гиббс, коротая вечера, начал вести дневник сновидений. За два месяца он исписал двадцать семь страниц, разделив каждую на три колонки под заголовками «Дата», «Сны», «Примечания». Каждый заголовок был дважды подчеркнут красными чернилами. Колонку «Примечания» Гиббс оставлял пустой, а затем, начиная с третьей страницы дневника, она исчезла окончательно.

Можно рассказать о двух наиболее странных снах Гиббса. Один раз ему снилось, что он сидит верхом на лошади, подстегивает ее, чтобы перепрыгнуть через препятствие, а лошадь превращается в исхудавшего медведя. В другом сне Гиббс давал уроки какому-то мальчику. Англичанин написал в своем дневнике: «Я заметил длинную брошь в виде ряда бриллиантов, приколотую к его воротнику, на зубах у него также виднелись бриллианты».

Чувство социальной незащищенности также давало о себе знать. Однажды Гиббсу приснилось, что Жильяр пришел на прием к Николаю II, забыв надеть орден. Орден лежал на столе, стоявшем за спиной Императора, и Жильяр допустил непростительную бестактность, попытавшись самовольно взять его. Николай Александрович