Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первоочередной обязанностью Гиббса в то время было развлекать Алексея. Уже от своего имени он продолжал делать записи в дневнике, который начал вести от лица Цесаревича. Теперь перед каждой записью Гиббс проставлял двойную дату. До революции Россия жила по юлианскому календарю, затем перешла на григорианский календарь, в результате чего произошел сдвиг на тринадцать дней вперед:
«Четверг 2/15 марта: Больной чувствует себя лучше и уже может играть. Строили модели домов и читали вслух. День прошел почти как обычно. Все с беспокойством ожидают новостей. Поезда в Петроград не ходят с самого утра. Спал в моих собственных комнатах».
На следующий день вечером дядя Николая II, Великий Князь Павел, приехал в Царское Село сообщить Александре Федоровне об отречении Императора. Александра Федоровна не верила слухам о революции: «Крестьяне любят нас», — с уверенностью говорила она Лили Ден. Императрица приняла решение пока ничего не говорить детям, и их жизнь текла так же спокойно, как и раньше.
«Суббота 4/17 марта: Ему [Цесаревичу] лучше, но он не в очень хорошем настроении. Ничего не знает о том, что происходит, но все равно чувствует неладное. Метали свинцовые шарики и строили модели домов. День прошел в многочисленных визитах Императрицы и семьи».
В воскресенье Императрица приказала отслужить молебен. Во дворец доставили чудотворную икону[376], находившуюся в одной из церквей Царского Села, и принесли ее в комнаты больных детей. Крестный ход, в котором приняла участие Александра Федоровна, прошел и через нежилые комнаты дворца. Гиббс ничего не писал о крестном ходе, он лишь вскользь упомянул о том, что во дворце отключили воду:
«5/18 марта: Пациент чувствует себя не очень хорошо. Находится в классной комнате, так как нет воды, и невозможно обогреть игровую комнату».
В следующую пятницу Александра Федоровна убедила Гиббса взять выходной. Он поехал в Санкт-Петербург, зашел к себе на квартиру, затем отправился в Школу новых языков. В его отсутствие Императрице объявили о том, что с этого момента она находится под домашним арестом. Тем немногочисленным слугам, которые пожелали остаться во дворце, сказали, что они также арестованы.
По возвращении в Царское Село Гиббс очень встревожился, когда ему не разрешили войти во дворец. Он немедленно обратился за помощью к сэру Джорджу Бьюкенену и стал ждать ответа. Гиббс оказался единственным человеком, кто мог обеспечить Царской Семье связь с внешним миром. Он по-прежнему жил в своих комнатах в Екатерининском дворце. Однако все ухудшавшаяся обстановка в царском дворце затронула и Гиббса, когда кто-то из слуг стал забирать себе предназначавшуюся для него еду с императорской кухни. Гиббс был глубоко потрясен, узнав, что слуга Алексея, матрос Деревенько, поменялся с Цесаревичем ролями: теперь Алексею приходилось выполнять приказы матроса. Другая фрейлина Императрицы — Анна Вырубова, также находившаяся под арестом, говорила, что Алексей выполнял грубые приказы матроса с «оцепенелым недоумением»[377].
На тот момент во дворце отключили не только воду, но и электричество. «Обитатели дворца были полностью отрезаны от внешнего мира — жизнь остановилась», — писал Гиббс. Спустя довольно продолжительное время Гиббс получил обратно свое письмо, в котором просил разрешить ему доступ в царский дворец, и извещение о том, что его прошение отклонено. Впоследствии Гиббс с мрачным удовлетворением вспоминал, что на обороте документа стояли подписи по меньшей мере пяти министров Временного правительства.
Несколько месяцев спустя Николай Александрович рассказал Гиббсу, что министр-председатель Временного правительства Александр Федорович Керенский очень нервничал, когда, набравшись храбрости, наконец приехал на встречу с Царской Семьей. Керенский вертел в руках нож для бумаги, сгибая и разгибая лезвие, и Император, из опасения, что оно сломается, отложил нож в сторону.
Когда в России произошла революция, Гиббс обнаружил, что его республиканские убеждения, которыми он, впрочем, отчасти поступался, идут вразрез с небезопасным для него его нынешним положением. Гиббса обуревали противоречивые чувства, находившие выражение в его письмах к дяде Уиллу, в то время редактору газеты «Шэффилд Дейли Кроникл». Гиббс писал: «Мир перевернулся. И хотя произошедшие изменения по большей части можно считать положительными, я все же нахожусь по другую сторону баррикад».
Все еще не осознавая серьезность положения в стране, Гиббс стал обдумывать новое рискованное предприятие. Вопреки совету Дяди Миши он предложил дяде Уиллу продавать в России усовершенствованные кухонные плиты — не коптящие плиты Барнсли. Собирался ли Гиббс совмещать торговлю кухонными плитами с обучением Царских детей? Как бы там ни было, в письме Гиббс просил дядю безотлагательно выполнить следующую просьбу: «Не могли бы Вы как можно скорее выслать мне реквизиты „Барнсли Компани Лимитед“?»
В марте того же года Гиббс получил письмо от тети Хэтти, где она сообщала о смерти отца, которого он не видел три года. Трудно сказать, насколько Гиббса опечалило это известие, поскольку в ответном письме он мало говорил о своем горе. Однако он написал тете Хэтти, что на следующий день вышлет ей список вещей отца, которые хотел бы оставить себе. Гиббс был уверен, что скоро вернется в Англию навсегда: «…очень велика вероятность того, что уеду из России и вернусь в Англию вместе с учеником», — писал он. Оправдывая ту поспешность, с которой он изложил свою просьбу, Гиббс писал: «Расстояние и то продолжительное время, которое требуется на доставку письма, — все это очень затрудняет общение, поэтому я вынужден отослать Вам список немедленно. Если бы не эти обстоятельства, я бы никогда не поступил так без Вашего согласия».
В течение нескольких недель Царская Семья в самом деле могла бы отбыть в Англию. 22 марта они получили телеграмму от короля Георга V, предлагавшего им приехать в Англию. Царской Семье предстояло отправиться на север России, где ее бы ожидал британский крейсер. Никто не отдавал себе отчета, что опасность очень велика и действовать следует незамедлительно: так, Александра Федоровна не хотела перевозить детей до их выздоровления. Когда наступило лето, правительство Великобритании аннулировало приглашение. В России в то время считали, что король отозвал приглашение, последовав совету премьер-министра Ллойда Джорджа. Позже стало известно, что это было единоличное решение короля. По-видимому, он опасался, что присутствие русской Императорской семьи в Англии бросит тень на правящий королевский дом и вызовет недовольство членов парламента от лейбористской партии. Причиной для отказа могли также послужить слухи о том, что члены Царской Семьи симпатизируют Германии.
* * *
В августе 1917 года Гиббс наконец
