Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Путешествие из Санкт-Петербурга в Тобольск было долгим и полным неудобств. В это самое время[378] в Тобольск отправилась и фрейлина Императрицы баронесса Софья Буксгевден. Поезд, в который села баронесса, был так переполнен, что часть пути ей пришлось проделать на крыше вагона.
До наступления долгих сибирских морозов Гиббсу удалось достать билет на последний пароход, отплывающий из Тюмени, и в начале октября он прибыл в Тобольск. По прибытии Гиббс нанес визит комиссару Василию Панкратову, в ведении которого находилось дело Царской Семьи. Панкратов выделил ему комнату в доме напротив губернаторского особняка — места заточения Царской Семьи:
«Разрешение на посещение губернаторского дома удалось получить не сразу. Очевидно, решение по этому вопросу должны были принять солдаты. На следующий день мне сообщили, что моя просьба удовлетворена. Это была гораздо большая привилегия, чем могло показаться, поскольку никого из приближенных, позднее прибывших в Тобольск, не допускали к Царской Семье».
Гиббс был радушно принят Императрицей, которую не видел долгих семь месяцев. «Когда я вошел, — вспоминал Гиббс, — Императрица с Цесаревичем сидели за столом. После моего вынужденного долгого отсутствия, Ее Величество приняла меня с явной радостью. Она была тем более счастлива узнать новости о друзьях». Перед отъездом из Санкт-Петербурга Гиббс навестил Анну Вырубову и по просьбе Александры Федоровны привез в Тобольск ее фотографию. После ареста Царской Семьи Вырубову по приказу Временного правительства под конвоем перевезли из Царского Села в тюрьму, где она подвергалась жестокому обращению. По всей видимости, Александра Федоровна считала, что может в некоторой степени разделить ее страдания, глядя на фотокарточку своего друга.
Встреча Гиббса и Императора прошла не очень спокойно. «Николай Александрович буквально набросился на меня, поскольку именно англичане повели себя по отношению к нему наиболее бесчестно. Его Величество знал, что здесь, в России, он должен принимать и безропотно сносить обращение революционных лидеров, но удар, нанесенный англичанами, к которым он всегда относился лояльно, был самым беспощадным», — вспоминал Гиббс.
Император был уязвлен тем, что британское правительство аннулировало свое приглашение. Как писала Анна Вырубова в своих мемуарах, при дворе бытовало мнение, что англичане сыграли особую роль в подготовке революции в России. Вырубова обвиняла британского посла в России Джорджа Бьюкенена в том, что он вступил в заговор с кузенами Николая II, враждебно настроенными по отношению к Императору и его семье.
В Тобольске Гиббс возобновил занятия с царскими детьми. Уроки начинались в 9.00 и продолжались до 11.00, далее следовал перерыв, когда все шли на прогулку и возвращались в 12.00. Ланч подавали в час дня. После ланча Жильяр или Гиббс читали Цесаревичу. После чая уроки продолжались до 6.30. Ужинали часом позже.
Великая Княжна Анастасия по-прежнему оставалась самой трудной ученицей Гиббса. На одном из занятий она вела себя совершенно неугомонно, и Гиббс прикрикнул на нее. Анастасия записала восклицание рассерженного учителя рядом со своим именем, которое значилось на обложке принадлежавшей ей книги, и стала называть себя «Молчать!».
Присутствовавший на уроках Панкратов отмечал недостаточный профессионализм учителей. «За исключением швейцарца Жильяра, преподавателя французского языка, и англичанина Гиббса, все учителя были просто придворными», — писал он. Панкратов также записал слова учителя, которого он пригласил лично: «Пушкина дети читали очень мало, еще меньше Лермонтова, а о Некрасове не слыхали вовсе… Алексей очень нетвердо знает географию России. Что это значит?»
В ноябре 1917 года большевики захватили власть в стране, сместив Керенского и возглавляемое им Временное правительство. Ленин сделал политическим центром Москву и в первые же месяцы пребывания у власти стал проводить политику Красного террора.
Узникам стало известно о государственном перевороте лишь несколько недель спустя, когда им доставили пачку старых газет. Император был потрясен. «Его Величество отрекся от престола, поскольку полагал, что так будет лучше для России. Однако стало только хуже. Император не ожидал этого и теперь жестоко раскаивался в своем поступке», — писал Гиббс. Большевики же ввели новые ограничения.
«Нам велели сократить расходы до 150 рублей в неделю. С этого момента мы получали простую солдатскую еду, на обед подавали только два блюда: суп и мясо».
Полковник Евгений Степанович Кобылинский, начальник особого отряда по охране Царской Семьи в Тобольске, составил официальный документ, в котором сообщалось, что средства, выданные правительством на содержание Царской Семьи, истрачены. Повар Харитонов жаловался, что ему больше не отпускают продукты в кредит. Оказавшись в затруднительном положении, Кобылинский отправился к управляющему Тобольским отделением Государственного банка. Управляющий посоветовал Кобылинскому обратиться за помощью к одному из монархистов, имевшему на счету крупную сумму. Купец согласился помочь и предоставил Кобылинскому заем в двадцать тысяч рублей.
Впоследствии Гиббс с грустью писал о ссылке в Тобольске как о «печальном, но все же счастливом времени». Он, безусловно, был рад возможности находиться рядом с Царской Семьей, однако месяц спустя его угнетенное состояние стало настолько явным, что это не смогло укрыться от внимания Жильяра. В письме своему русскому коллеге, гувернеру Петрову, швейцарец вскользь упомянул об этом: «Тревога, не оставлявшая человека в течение многих недель, отрицательно сказывается на его нервной системе. Это произошло и с Гиббсом: пережитое оставило глубокий след в его душе, и это невозможно скрыть даже при свойственной ему английской невозмутимости». Сам Гиббс, вспоминая о ссылке в Тобольск, писал главным образом о том, в каком подавленном состоянии находились его наниматели: «Императору становилось все труднее находить себе занятие в свободное время. Во время прогулок он ходил по двору взад и вперед, пересекая его сорок или пятьдесят раз за час. Когда это надоедало ему, он начинал пилить дрова».
В декабре Гиббс написал письмо бывшей гувернантке Императрицы, мисс Маргарет Джексон. Очевидно, это было сделано по просьбе Александры Федоровны, которая в течение многих лет состояла в переписке с «Мэджи». В письме Гиббс описал местоположение дома и дал его подробный план, что, вне всяких сомнений, должно было помочь освобождению Царской Семьи. Ранее Гиббс ни разу не писал мисс Джексон.
«Наш дом или, скорее, дома,