Впоследствии у Гиббса возникали конфликты с матерями своих воспитанников, однако достоверно известно лишь о том случае, который произошел во время его поездки в Германию с одной русской семьей. По словам Гиббса, мальчик был испорченным и избалованным. Однажды мать подарила сыну одну за другой три трости. «Мы отправились в зоопарк, подошли к клетке, где прыгали обезьяны, — рассказывал Гиббс. — Трость оказалась в клетке и… пропала безвозвратно». Следующую мальчик потерял, когда они ехали в карете. Он размахивал тростью, воображая, что управляет лошадьми, и уронил ее под колеса. Третью мальчишка обронил, собирая грибы. Расточительство матери и отсутствие всякого здравого смысла сыграли для Гиббса решающую роль: «Когда они сказали: „Мы едем в деревню“, я ответил: „Приношу свои извинения, но я не могу, не могу совершенно“, и они разрешили мне уехать».

В течение следующих шести лет Гиббс жил попеременно то в России, то в Англии. Полгода он проводил в Санкт-Петербурге, давая уроки, а остальное время — в Йоркшире. Однако он считал такую жизнь пустой и бессмысленной и мучился сомнениями: «Я ругал себя: ты не должен так жить, тебе надо чем-то заниматься».

Однако к 1907 году Гиббс уже являлся членом комитета и вице-президентом Санкт-Петербургской Гильдии учителей английского языка. Гильдия была основана для того, чтобы «…разнообразить жизнь гувернанток и домашних учителей, организовывая для них собрания и вечера-встречи». Гиббс, со своей стороны, скрашивал будни коллег, играя в самодеятельных спектаклях. Когда летом 1907 года Уинифред снова приехала в Петербург, они с братом составили своего рода комедийный актерский дуэт. В личных бумагах Гиббса можно найти театральные программки, в которых постоянно встречаются имена мистера Гиббс и мисс Гиббс. Репертуар включал небольшую пьесу «Двое сумасшедших» У. Р. Уокса[363] и чтение вслух пьесы-фарса «Ссора в оркестровой яме, или Шляпа, которая мешала начать концерт» Ф. Энсти (настоящее имя — Томас Энсти Гатри)[364].

В одной из программок 1911 года появилось имя некой мисс Кейд. Заголовок гласил: «Роли второго плана исполняют: „Я и только я“ — мисс Кейд». О жизни Лауры-Анны Кейд практически ничего не было известно за исключением того, что она постоянно жила в Санкт-Петербурге и очень хорошо знала Гиббса. Ходили даже слухи, что они помолвлены. В 1916 году на общие средства они купили Английскую школу новых языков Притчарда. Однако когда Гиббс последовал за Императорской Семьей в Сибирь, он расторгнул с ней деловое соглашение. В его дальнейшей переписке имя мисс Кейд встречается всего один раз. В декабре 1917 года Катя, бывшая служанка Гиббса, кратко написала ему: «Мисс Кейд в добром здравии».

Неизвестно, насколько сильно Гиббс был увлечен мисс Кейд. Вероятно, он чувствовал себя обязанным ухаживать за ней из-за своего стремления всегда поступать правильно. Тем не менее подсознание Гиббса хранило образ мисс Кейд. В дневнике, куда Гиббс записывал свои сны, встречалось несколько упоминаний о «мисс К.», относившихся к периоду ухаживания. Эти дневниковые записи характеризуют ее как человека, который портил все веселье. Однажды Гиббсу приснилось, будто он пришел на какой-то праздник. Играл оркестр, которым дирижировал человек в маске петуха: «Мелодия была очень забавная, все с удовольствием слушали, как вдруг вбежала мисс Кейд и сказала: „Ах, идемте смотреть лучшего кролика папы“. Это было просто нелепо».

Одно время Гиббс преподавал в пансионе благородных девиц. Однако когда Императорская Семья прислала ему приглашение стать учителем Великих Княжон, он состоял в должности младшего преподавателя в Императорском училище правоведения, где учились только сыновья потомственных дворян. Гиббс считал училище весьма заурядным и ненавидел свою работу.

«Николас Никльби был учителем в школе для мальчиков… это ужасно незавидная должность… В училище практиковалась система, которую мне больше нигде не приходилось видеть. Студент шел в гардероб и среди вороха одинаковых пальто находил свое, а иными словами, просто брал первое попавшееся… В результате, никто не заботился о внешнем виде своего пальто, в то время как в нем уже появлялись прорехи… и они [юноши] были похожи на совершеннейших оборванцев».

* * *

Гиббса впервые пригласили во дворец осенью 1908 года. Он был во фраке, что являлось обязательным даже днем. В столь неподходящем костюме Гиббс чувствовал себя неловко: «По правилам дворцового этикета мужчинам, не носившим военную форму, следовало появляться при дворе во фраке… Итак, в шесть часов утра я облачился во фрак, в котором чувствовал себя ужасно неуютно, и отправился во дворец».

Первое время Гиббсу приходилось совмещать службу во дворце с другими занятиями. Дважды в неделю он ездил на поезде за 15 миль[365] из Санкт-Петербурга в Царское Село. По прибытии на станцию он брал дрожки и ехал во дворец.

Когда Гиббс стал учителем царских детей, Великой Княжне Ольге было тринадцать лет, Великой Княжне Татьяне — одиннадцать, Великой Княжне Марии — девять, Великой Княжне Анастасии — семь, а Цесаревичу Алексею — четыре года. По слухам, дети Царя не отличались примерным поведением.

По словам княгини Елизаветы Нарышкиной, «по большей части, они вели себя как маленькие дикарки». Повзрослев, Великие Княжны, по одному из отзывов, говорили как десятилетние девочки, хихикали, бегали, натыкаясь на углы, и толкали друг друга, однако Гиббс не замечал ничего подобного. Впоследствии, как бы в подтверждение этому, он отмечал прекрасное воспитание Великих Княжон, которые вежливо промолчали, когда он, к своему ужасу, забыл надеть галстук.

«Поначалу я давал уроки двум старшим девочкам — они занимались вместе, Ольга и Татьяна… Затем я стал обучать среднюю сестру, которая была самой очаровательной из них. Она отличалась самым приятным нравом и обладала большими актерскими способностями, нежели остальные».

Когда Гиббс занимался со старшими девочками, в классную комнату частенько приходил маленький Цесаревич. Гиббс был очарован им с самой первой встречи:

«Царевич в маленьких бриджах и русской рубашечке, расшитой в украинском стиле белыми и серебряными нитями. Он ходил, пока еще нетвердо держась на ножках. Обыкновенно Цесаревич появлялся у меня в классной в одиннадцать, оглядывался по сторонам, а затем с серьезным видом обменивался со мной рукопожатием».

Год спустя, когда Гиббс начал давать уроки Великой Княжне Анастасии, идиллии, воцарившейся в классной, пришел конец. Кузины Великой Княжны, пережившие революцию 1917 года, вспоминали, что Анастасия была трудным и непослушным ребенком, дергала других девочек за волосы и ставила слугам подножки. Гиббс говорил о недостатках Великой Княжны со свойственной ему невозмутимостью: «Заниматься с юной Великой Княжной было не всегда просто… Как правило, уроки проходили в спокойной и приятной обстановке, но иногда случалось нечто из ряда вон выходящее».

Однажды она