об этом попросит, и я ответила, что сначала должна спросить мужа. После разговора я позвонила Франклину, пересказала ему, что узнала от Фрэнсис Перкинс, и спросила, что мне делать дальше. «Возможно, тебе было бы хорошо поехать, но я не думаю, что в этом есть необходимость», – сказал он. Я задала еще один вопрос: «Если Джим Фарли попросит меня, как ты думаешь, стоит согласиться?» Он ответил: «Да, полагаю, это будет разумно».

На следующее утро зазвонил телефон, и Джим Фарли, очень торопившийся в тот момент, попросил меня поговорить с Лореной Хикок, которая в то время работала с Чарльзом Майкельсоном над рекламой для Национального комитета Демократической партии. Она сказала, что мне стоит приехать и что Джим Фарли действительно хочет меня видеть.

На следующий день, ближе к вечеру, мы приземлились в Чикаго. Джим Фарли встретил меня на аэродроме. Журналистки ждали в аэропорту, и он попросил меня немедленно встретиться с ними. Я ответила, что мне нечего им сказать, но он настоял, поэтому я старалась говорить как можно меньше.

Потом мы с Джимом Фарли вдвоем поехали в Чикаго. По дороге он сообщил мне, что они с Франклином не разговаривали с самого начала съезда и что он так и не ответил, кого изберет вице-президентом. Я с ужасом осознала, что отношения между этими двоими зашли в тупик, ведь их дружба всегда казалась мне настоящей. Джим Фарли рассказал мне, почему, по его мнению, должны баллотироваться Джесси Джонс, Уильям Бэнкхед, Пол Макнатт или другой кандидат. Кроме того, он признался, что Эллиот, который в то время жил в Техасе и был делегатом от этого штата, планировал поддержать кандидатуру Джесси Джонса.

Я сказала, что ему следует поговорить с моим мужем, пока не произошло ничего дурного. Потом направилась прямо в отель, где находился офис Джима Фарли, позвонила Франклину и пересказала ему этот разговор. И поскольку мой муж давно не общался с Джимом, я предложила ему обсудить с ним свои мысли и чувства прямо сейчас. Я не отдавала предпочтения ни одному из кандидатов, и мне кажется, что тот рассказ о съезде, который Джим Фарли включил в свою книгу, содержал скорее его впечатления от моих слов, чем мои настоящие слова. Он процитировал мужу мою фразу: «Я разговаривала с Джимом Фарли и согласна с ним – Генри Уоллес не подойдет. Я знаю, Франклин, но Джесси Джонс укрепит билет, заручится поддержкой со стороны представителей делового мира и соберет партийные взносы». Джим Фарли говорил мне все это, и я тщательно повторила его слова, но никогда не высказывала своих предпочтений или мнений по подобным вопросам и уверена, что в тот раз не изменяла своим привычкам.

Когда Джим Фарли подошел к телефону, мой муж, очевидно, сказал ему, что мистер Уоллес – именно тот человек, который ему нужен. Джим спорил с ним довольно робко, и Франклин наконец сказал, что это должен быть Уоллес. Он считал, что Уоллесу можно доверить внешнюю политику, если ему вдруг придется исполнять обязанности президента. Франклин тогда настолько уверился в этом, что был готов настоять на кандидатуре своего напарника и дать ему шанс доказать свои способности. Вот тогда-то Джим Фарли и сказал: «Босс здесь ты. Если ты так говоришь, я сделаю все возможное, чтобы выдвинуть кандидатуру Уоллеса, но мне придется работать быстро». Он повернулся ко мне и заявил, что ему нужно связаться с Эллиотом, потому что он вот-вот поддержит кандидатуру Джесси Джонса, что Пол Макнатт тоже был сильным кандидатом, и нам нужно как можно быстрее добраться до конференц-зала. Мы немедленно выехали, и я заметила, что Джим сильно встревожен.

Как только мы добрались до конференц-зала, он передал меня в руки Фрэнсис Перкинс и Лорены Хикок и исчез. Я немедленно прошла на свое место, связалась с Франклином-младшим и велела ему найти Эллиота, потому что очень хотела, чтобы он не поддерживал ничью кандидатуру и не противоречил желаниям своего отца. Ко мне подошел Эллиот, и я узнала, что Джим Фарли уже связался с ним и передал информацию, поэтому он не стал ничего делать.

Я видела Эда Флинна и еще нескольких людей, болтавшихся по залу, и большинство из них в разговоре со мной были немногословны. Внезапно посреди суматохи и неразберихи ко мне подошел Фрэнк Уокер и сказал: «Думаем, вам пора высказаться».

Я решила выразиться кратко. Я не приготовила никаких подсказок, но решила, что моя короткая речь будет основана на разговоре, подслушанном в отеле. Если Франклин считал, что третий срок – это слишком большой стресс для любого человека и что мистер Уоллес в нынешние времена способен справиться с его ролью лучше всех, он имеет право обратиться к нему за помощью. Нужно думать не о себе, а только о работе, которую предстоит выполнять.

Единственный способ достичь моей цели состоял в том, чтобы убедить делегации съезда потопить все личные интересы в интересах страны и заставить их осознать потенциальную опасность ситуации. Пока я говорила, стояла полная тишина. Это очень бросалось в глаза после того столпотворения, которое творилось до моего выступления.

Затем началось голосование. Мы с Франклином-младшим вели подсчеты на перекличках, и мистер Уоллес сначала показывал неважные результаты. Со съездом все было решительно не так. Галереи заполнили специальные группы, которые выступали за разных кандидатов, и беспорядок творился беспрецедентный. Однако начали распространяться слухи, что кандидатом будет мистер Уоллес. Его жена села рядом со мной. Сомневаюсь, что она до этого хоть раз пыталась следить за перекличкой. Выглядя очень несчастной, она спросила: «Как вы думаете, почему они так настроены против Генри?» У меня не было времени объяснять, что большинство людей наверняка отправили сюда специально, чтобы продемонстрировать свою поддержку в адрес другого кандидата.

Как только объявили о выдвижении Генри Уоллеса кандидатом в вице-президенты, я покинула конференц-зал, попросив миссис Уоллес передать мужу мои поздравления. Я поехала прямо в аэропорт и села в самолет. Когда пилот начал руление на взлетной полосе, мы увидели, как кто-то отчаянно машет. Мы остановились и узнали, что нужно вернуться: мой муж хотел мне что-то сказать по телефону. Он слышал мою речь и заявил, что я проделала отличную работу. Гарри Гопкинс ждал меня на другой линии и сказал почти то же самое. Затем я бросилась обратно к самолету, и мы полетели.

На следующее утро на Лагардиа-Филд меня ждала машина, и я поехала прямо в Гайд-парк, куда прибыла как раз к завтраку в девять часов. Все казалось мне сном с кошмарным оттенком, но я должна была быстро спуститься на землю и написать текст для своей ежедневной колонки, как будто последние восемнадцать часов не были самыми долгими в моей жизни.

На