22 апреля 1513 года корабли губернатора приблизились к Адену. Располагался город в кратере древнего потухшего вулкана. Его окружали девять внушительных и совершенно голых скал из темного камня. На вершине каждой был построен форт. Фактически город находился в пустыне. «Окруженный голым камнем, ни деревьев, ни травы, случается, что дождя здесь не бывает по два-три года подряд», — позже рассказывал Албукерк. Морской вход в город защищала высокая крепостная стена с единственными воротами и размещенными через равные промежутки башнями. За стеной португальцы могли видеть минареты, высокие дома с белоснежными стенами, сверкающими на солнце, и самое внушительное здание — дворец шейха, имевший квадратную форму. Еще одна линия укреплений защищала город сзади. Поначалу европейцы предположили, что, возможно, Аден располагается на острове, никак не соединенном с сушей. Только впоследствии выяснили, что его соединяет с Большой землей дамба. Слева в море выдавался мыс, на котором был построен форт с целой батареей пушек. Гавань имела форму полумесяца и была заполнена кораблями. «Поскольку наши карраки были велики… мы встали на якорь чуть в стороне», — объясняет Албукерк.

Португальцы прибыли в Аден в Страстную пятницу. В это время года здесь царила сильная жара. Прибытие в день, когда был распят Иисус Христос, воодушевило и распалило португальцев. Охваченные религиозным пылом, «люди были готовы, полностью вооружены, и им не терпелось вступить в бой» — так написал Албукерк Мануэлу в длинном объяснительном письме.

Шейх был в отъезде, но губернатор города, Амир Мирзан, отправил к португальцам посланника, который вежливо осведомился, что угодно гостям. Албукерк сразу взял быка за рога. Он объявил, что направляется в Джедду и Суэц, дабы разгромить флот мамлюков. От яств, присланных губернатором Адена, Албукерк отказался, поскольку «не в моих правилах принимать дары от вельмож и правителей, с которыми у нас не заключен мирный договор». Албукерк потребовал, чтобы Амир «отпер городские ворота и впустил наше знамя и наших людей». Амир выразил готовность прибыть лично для переговоров. Албукерк же ответил, что этим он ничего не добьется. Португальцы начали точить оружие.

Албукерк понимал, что действовать нужно быстро, пока в город не прибыло подкрепление из пустыни. А самой главной причиной для спешки было то, что из-за суровости местного климата благоприятный период заканчивался очень быстро. Они уже столкнулись с главной стратегической проблемой Красного моря. «Из-за недостатка воды мне казалось, что, если мы обрушимся на город, но не сумеем захватить ворот, ведущих в горы, все наши усилия окажутся тщетны, поскольку из-за жажды мы вынуждены будем вернуться к кораблям». Не было ни споров, ни колебаний. План был предельно прост — настолько, что, оглядываясь назад, Албукерк признавал, что у португальцев вовсе не было плана. «Оставалось только вооружиться и служить вам душою и телом. Мы только договорились атаковать с двух сторон и разделить наших людей на три отряда». Кроме того, время Пасхи считалось благоприятным, поэтому португальцы уповали на то, что «Господь нам поможет». Фидальго и их людей пришлось отделить от обученных войск, поскольку между теми и другими возникло соперничество. Каждой группе выдали штурмовые лестницы. «Мы взяли тараны, ломы, лопаты и кирки, собираясь взорвать часть стены при помощи пороха». За два часа до рассвета прозвучал сигнал трубы. Португальцы сели в лодки и поплыли к берегу. «На заре в свете восходящего солнца город являл собой внушительное зрелище», — писал Корреа, один из секретарей губернатора, который не ограничился одним письменным описанием и изобразил Аден на рисунке — «растянувшийся вдоль морского берега, имеющий форму изогнутого залива, куда корабли могут войти только во время прилива, закрытый могучей стеной со многими круглыми башнями».

Атака на Аден на рисунке Гаспара Корреа

Дела с самого начала пошли плохо. Лодки сели на мель на мелководье на расстоянии арбалетного выстрела от берега. Дальше португальцам пришлось идти по воде. Люди вымокли, порох для мушкетов оказался испорчен.

Фидальго не стали выстраивать своих людей, как полагается. Жаждая подвигов и славы, они предпочли сами подниматься по лестницам. Каждый желал удостоиться чести быть первым, кто взберется на стену. «Меня это весьма опечалило, — позже писал Албукерк, — поскольку они исполнили свой рыцарский долг, но при этом бросили своих людей, в беспорядке оставленных у подножия стены». Стены были высокими, а лестницы слишком короткими. До самого верха они не доставали, поэтому на заключительном этапе карабкаться приходилось по самой стене. Первыми, кому удалось одолеть подъем, были два фидальго — Гарсия ди Соуза и Жорже да Сильвейра. Их сопровождал паж с флагом. Между тем другие спешили к ним присоединиться, но, поскольку победители задержались наверху, на лестницах образовался затор. Вскоре атака переросла в настоящий хаос. Албукерк описывал, как «лестница… которая могла выдержать вес ста человек» начала обрушиваться. «Когда я увидел, сколько людей за нее цепляется, приказал алебардщикам подпереть ее, но лестница все равно обрушилась, алебарды разлетелись на куски, и многие были серьезно ранены».

К этому времени защитники города почувствовали, что в рядах противника не все гладко, сгруппировались и приготовились оказывать сопротивление. Стоявших под стеной португальцев осыпали камнями и стрелами. Попытки выбить ворота при помощи таранов не увенчались успехом. Войска противника основательно заложили их. Наконец, взорвав порох, удалось пробить дыру в стене. Теперь нужен был лидер, который поведет войска в наступление. Но командир, дом Гарсия ди Нороньи, племянник Албукерка, не стал этого делать. Впоследствии пришли к заключению, что причиной стала не трусость, а зависть: «Он отказался входить [в город] из-за зависти к Гарсия ди Соузе, проникшему в город первым… если город будет захвачен, вся слава достанется ему… а когда он не стал входить, другие тоже не пошли. Если бы они это сделали, город был бы взят». В тот день подобных «если» было много.

У стен Адена царила неразбериха. Непонятно было, кто командир и кого следует слушаться. Губернатор и дом Гарсия ди Нороньи были заняты важным, но не требующим особой квалификации делом починки лестниц. Люди наверху, обеспокоившись, что никто не идет к ним на подмогу, решили отступать. В отсутствие лестниц со стены спустили веревки. В это время горстка португальцев, в число которых входили Гарсия ди Соуза и Жорже да Сильвейра, забаррикадировались в башне и продолжали сражаться. Несмотря на всю свою самоуверенность, позже Албукерк признавался в том, что проявил нерешительность: «Я не знал, что делать — пытаться ли объединить капитанов, рыцарей и фидальго [которые спустились со стены вниз] с домом Гарсия, который у подножия призывал всех идти в бой, или помочь тем, кто наверху, из-за чего мы потерпели большие потери».

Между тем на защищенной зубцами и бойницами башне португальцы находились под огнем стрел и дротиков. Заметив внизу губернатора, Жорже да Сильвейра крикнул: «Синьор, помогите, иначе мы погибнем». «Я не могу вам помочь, — ответил Албукерк, перекрикивая шум. — Спускайтесь по веревкам». Одним удалось это сделать, другие, не добравшись до веревок, решили рискнуть, третьи отказались. Один португалец посмотрел вниз, перекрестился и прыгнул. Он сломал ногу и умер несколько дней спустя. Бомбардиру с одного из кораблей повезло больше. Он прыгнул с арбалетом в руке и выжил. Гарсия ди Соуза же отказался от предложенного Албукерком пути к спасению. «Я не из тех, кто удирает от смерти по веревке», — крикнул он в ответ. Это была бессмысленная храбрость. Вскоре после этого в голову ему вонзилась стрела, и Соуза был убит на месте. Вскоре обороняющие башню потерпели поражение и на ней появился ряд голов, насаженных на пики. Оставалось только отступать.