Жандармским управлениям поручалась зачастую не только контрразведка, но и непосредственно военная разведка. Так, в Сувалкском ГЖУ 25 июля 1914 г. по распоряжению коменданта Ковенской крепости в двухдневный срок была образована команда агентов-лазутчиков[776]. А 15 сентября 1914 г. генерал-квартирмейстер штаба 2‐й армии Северо-Западного фронта генерал-майор Н. Г. Филимонов выпустил секретную инструкцию № 380 по ведению военной разведки с возложением ответственности не только на чинов разведывательных отделений, но и на начальников уездных жандармских управлений[777]. Как показывает практика 1914 г., жандармские офицеры занимались на данном участке работ в основном ведением допросов военнопленных и составлением сводных сведений для чинов РО[778].

Шпиономания стала одним из новшеств Первой мировой войны наряду с танками и отравляющими газами. Массовая шпионская истерия была характерна не только для России – она распространилась по всем странам Европы, в большей или меньше степени в Германии, Австро-Венгрии, Франции, Италии и Великобритании. Начавшись с первых дней войны, она то вспыхивала во время поражений, то стихала в удачные периоды. Тонко подмеченное историком Грековым различие между русской шпиономанией, с одной стороны, и австрийской, немецкой и французской – с другой, заключалось в отношении к ней правительства. Если царские власти и общественные организации её искусственно раздували, то кайзеровские и французские старались контролировать и подавлять[779].

Летом – осенью 1914 г. в организации работ по контрразведке творился совершенный хаос. Непонятно было, кто кому подчиняется, кто обязан вести дознание, как принимать решения по лицам, уличенным и заподозренным в шпионаже и иной антиправительственной деятельности. В условиях тотальной дезорганизации работы тыла начались настоящие репрессии. Рассмотрим их на примере Польши и конкретно в сфере деятельности Варшавского ГЖУ, где данные репрессии имели наиболее массовый характер.

В конце июля 1914 г. в связи с переездом разведывательного отделения из Варшавы в Волковыск Гродненской губернии распоряжением военного губернатора Варшавы на Варшавское ГЖУ было возложено ведение борьбы со шпионажем помимо ежедневных работ по борьбе с политическими преступлениями[780].

Таким образом, через жандармское управление, а также через помощника Варшавского генерал-губернатора по полицейской части Л. К. Утгофа стали проходить почти все материалы по репрессивным действиям русской армии в Польше. Уже 3 августа начальник ГЖУ генерал-майор А. П. Бельский писал военному генерал-губернатору города о том, что военные и полиция присылают настолько много людей, обвиненных в шпионстве, что унтер-офицеры только и вынуждены заниматься конвоированием арестованных[781]. Он требовал присылать вместе с арестованными хотя бы какие-нибудь материалы, доказывающие их виновность. При аресте же германских и австрийских подданных военными патрулями на улицах Варшавы и доставке их в управление Бельскому не предоставляли не только никаких сопроводительных бумаг, но и изложения причин и обстоятельств, места и времени производства задержания[782]. В первой половине августа ситуация стала медленно выходить из-под контроля. 6 августа 1914 г. Бельский потребовал от подчиненных ему начальников уездных жандармских управлений докладывать обо всех задерживаемых полицией лицах, заподозренных в военным шпионстве, приступать к производству переписок на месте и предоставлять ему только мотивированные постановления[783]. При этом на следующий же день перегруженный работой Бельский попросил варшавского губернатора направлять всех задержанных в уездах на ведение расследования в УЖУ, а не в центральное ГЖУ[784].

К сожалению, в первые месяцы войны не велось почти никакого учета, и мы имеем лишь приблизительные данные о количестве арестованных и высланных по обвинению в военном шпионаже. Однако следующие данные колоритно обрисовывают ситуацию.

Уже к 8 августа Варшавская пересыльная тюрьма, Варшавский полицейский арестный дом, Следственная тюрьма и помещения жандармского управления были забиты до отказа. Обер-полицмейстер попросил начальника жандармского управления всех арестованных отправлять в губернские тюрьмы, а 12 августа варшавский губернатор, в свою очередь, по договоренности с главным тюремным управлением предоставил все тюрьмы губернии в распоряжение Варшавского ГЖУ[785].

11 октября 1914 г. начальник вновь сформированной Ивангородской крепостной жандармской команды штабс-ротмистр В. В. Ган направил рапорт на имя Бельского, в котором содержались некоторые данные по масштабам репрессий. Из различных мест Келецкой и Радомской губерний в крепость ежедневно присылались арестованные военными лица, для которых не хватало даже арестных помещений, тем более не имелось никакой возможности вести дознание по данным делам. «Ввиду этого комендант крепости приказал серьезных арестованных, среди коих было много с лаконичными записками „шпион“, „уличенный в шпионаже“ и т. п., отправлять первым этапом в г. Варшаву, как в ближайший центр этапа, менее же важных сдавать в этапы для простого выселения в тыл армии. Из списков коменданта крепости Ивангород видно, что ежедневно число отправляемых по этапу в тыл армии доходило до 200 человек, на коих нужно было заготовить хотя [бы] краткие сопроводительные бумаги. Причем докладываю Вашему Превосходительству, что все эти серьезнейшие и разнообразные обязанности исполнял я лично, так как помощников у меня нет и наличный состав 18 человек унтер-офицеров для обслуживания крепости и всего укрепленного района был крайне недостаточным… большинство из арестованных доставляются мне при одном лишь листке полевой книжки, и при кратком допросе сами не знают своей вины, причем из местностей, занятых противником, так что произвести хотя бы краткое расследование их проступков или установить их личности в настоящее время для меня не представляется никакой возможности и дабы не оставлять их в крепости без надзора и не переполнять переполненные места заключения, я вынужден немедленно их отправлять в тыл армии и лишь с теми бумагами, как я сам получил, слагая за это с себя вину на арестовавших»[786].