2. «Нельзя обязать начальников жандармских управлений и их помощников проводить обыски и арестовывать лиц, о коих разведывательное отделение сообщит лишь общие сведения о том, что такие-то лица подозреваются в шпионстве, а потому и подлежат обыску и аресту».

3. «Наиболее целесообразным способом постановления в известность начальника жандармского управления о необходимости производства ликвидации являлось бы сообщение тех сведений из агентурной разведки, кои дают основание для ликвидации, в условиях применения ст. ст. 21 и 23, самими начальниками штабов особой секретной запиской, в которой бы и сообщались все сведения, необходимые для закономерного производства ликвидации»[816].

Джунковский защитил находящиеся вне театра военных действий ГЖУ от попыток поставить их под контроль военных властей, однако, по справедливому мнению Курлова, не стал при этом и на себя брать ответственность за руководство контрразведкой[817]. Его цель скорее состояла в том, чтобы оградить себя и подчиненное себе ведомство от связанных с контрразведкой неприятностей, а не решать насущные проблемы. Вскоре Курлов был назначен военным генерал-губернатором Прибалтийских губерний, и его инициативы по обустройству прифронтовых контрразведок были отклонены. А в недрах ГУГШ стали готовить собственный проект реорганизации контрразведки. До мая – июня 1915 г. работа контрразведки шла в том же направлении, что и в 1914 г. В январе департамент полиции продолжил издавать циркуляры о борьбе со шпионажем[818], в целом не привносящие ничего нового в работу на данном направлении. Последовали новые назначения жандармов в контрразведку[819].

Отдельно следует сказать о евреях-шпионах. По данному вопросу наблюдалось удивительное единодушие армии, руководства МВД, контрразведок и местного населения. Во второй половине августа 1914 г. начальник Варшавского ГЖУ Бельский отметил значительный всплеск антисемитских настроений населения губернии[820], а 31 августа он и сам направил в ДП МВД, Варшавскому военному генерал-губернатору и помощнику Варшавского генерал-губернатора по полицейской части сообщение о том, что евреи приветственно встречают немецкие войска[821]. 11 сентября 1914 г. генерал-квартирмейстер штаба 2‐й армии Н. Г. Филимонов направил Бельскому секретное распоряжение следующего содержания: «По имеющимся достоверным сведениям еврейское население местностей, прилегающих к границе, оказывает содействие германскому правительству, переводя немецких шпионов из района действия наших войск на возах, укрывая сверху соломой, мешками и т. п. предметами. Сообщая об изложенном на распоряжение, прошу объявить подведомственным Вам чинам на предмет самого тщательного наблюдения за еврейским населением и при первом же случае обнаружения виновных возбуждать переписку и препровождать мне в штаб армии для предания их военно-полевому суду»[822]. 17 сентября Бельский дал распоряжение подчиненным ему УЖУ препровождать всю переписку о евреях в Варшавское ГЖУ[823]. Также особо пристальное внимание уделялось польским помещикам, которых, зачастую необоснованно, подозревали в шпионаже на стороне немцев[824].

Маховик шпионских дел раскручивался. Если в начале декабря 1914 г. в Варшавском ГЖУ, согласно списку, подписанному лично Бельским, состояло под следствием по обвинению в шпионаже 289 человек[825], то к 29 декабря 1914 г. по делам проходило уже 542 обвиняемых[826]. Как с горечью писал в своих воспоминаниях видный контрразведчик жандармский подполковник В. В. Владимиров: «Вешали без разбора жидов и поляков, как германских шпионов, а сами довольствовались только случайными сведениями добровольцев доносчиков»[827].

Противодействие репрессивной политике контрразведок со стороны Варшавского жандармского управления вызвало незамедлительную и жесткую реакцию армейского начальства. Всем хорошо известно дело бывшего жандармского полковника С. Н. Мясоедова. Оно имело значительный политический резонанс и последствия. Полковник русской армии, контрразведчик, бывший жандарм был казнен за шпионаж в пользу Германии. Как оказалось впоследствии, обвинения были ложными и политически мотивированными. Однако совершенно неизвестна другая история – генерала Бельского, начальника Варшавского ГЖУ. Она не закончилась ни осуждением, ни порицанием – лишь переводом на другую должность в тыловое жандармское управление. Но при этом она является не менее показательной для понимания механизма репрессий. С началом отступления русской армии в головах военачальников зародилась идея списать военные поражения на германский шпионаж и нежелание с ним бороться отдельных «чистоплюев» из политического сыска.

Алексей Петрович Бельский перевелся на службу в Отдельный корпус жандармов весной 1881 г., вскоре после убийства императора Александра II. В 1907 г. был начальником Варшавского ГЖУ[828], а весной 1913 г. его произвели в генерал-майоры. Как было сказано выше, военная контрразведка и прокурорский надзор оказывали давление на жандармские управления с целью повышения «раскрываемости» дел о шпионаже. Особенно сильным оно было в 1915 г., когда армия начала отступать почти по всем фронтам европейского театра военных действий. Некоторые жандармские офицеры присоединялись к общей репрессивной политике в ожидании повышений. Генерал Бельский к ним не относился и не давал хода безосновательным преследованиям. Несмотря на возросшее количество дел по государственным преступлениям, по нуждам мобилизации, военной цензуры, управление работало эффективно: с августа 1914 г. по март 1915 г. в управлении было возбуждено 780 переписок, закончено из них 652, остальные оставались в производстве[829]. Бельский получил благодарность командира корпуса жандармов и был награжден орденом Святого Станислава 1‐й степени за успешные труды по переводу отделения на военные рельсы. Это был крайне внушительный результат не только для военного, но и для мирного времени.