сильно сомневается в твоем величии. Уверен ли ты, что сам провернул то дельце? Может, тебе просто дали это сделать? Для чего-то, о чем тебе и знать не положено?

– Сомневается он, кретин недоделанный. Да тебе и не снилось то, что я тогда сделал! – короткий нос Безымянного снова вздергивается, но теперь уже не от смеха. – Пшел вон, жалкая душонка.

Он отворачивается, чтобы спрятать лицо. Только скрюченные пальцы скрещенных на груди рук выдают его напряжение.

– Докажи, – говорит Сизиф с вызовом. – У меня есть план. Покажи, сможешь ли ты провернуть такое дважды.

Безымянный колеблется несколько мгновений, а потом отмахивается:

– Ты меня как дуру деревенскую развести собрался? Вали отсюда, ханурик. Мне никому ничего доказывать не нужно.

Напряжение растет. Это видно по белеющим костяшкам пальцев, впившихся в предплечья.

Еще немного. Уязвленное эго души с разбитыми амбициями.

Великий ум, запертый в крохотном облезлом классе детского сада.

Сизиф глубоко вздыхает и разводит руками, отступая на пару шагов.

– Знаешь, там, в Канцелярии, все считают, что тебя уничтожили. Никто о тебе уже и не вспоминает.

– Еще вспомнят, – огрызается Безымянный.

– Мда… жаль… Для моего плана нужен был действительно Великий… такой, каким ты был раньше. Тот, у кого хватило бы яиц поиметь систему по-настоящему. А я увидел лишь того, кого поимела система. Жаль разочаровывать наших.

Вот он – точно рассчитанный момент, когда Сизиф должен развернуться и пойти к двери, не сказав больше ни слова.

Шаг, второй, третий.

Вот он уже тянется к дверной ручке.

Из коридора доносятся детские крики и смешки.

Еще шаг, и все закончится…

Безымянный тихо чертыхается.

– Ты посмотри на него, – наконец говорит он. – Что еще за план? Покажь…

Сизиф останавливается и через плечо бросает на Безымянного вопросительный взгляд.

Тот с деланным спокойствием пожимает плечами:

– Чисто так, из любопытства.

Сизиф усмехается и возвращается назад. Не торопясь, он расстилает на детской парте бумаги.

Безымянный быстро пробегает по ним глазами и поднимает взгляд на Сизифа.

– Зачем, к чертям, тебе это надо? – спрашивает он и тут же снова возвращается к записям и чертежам.

Все это время Безымянный беззвучно двигает губами – прикидывает, высчитывает алгоритмы, варианты, сочетания, пересчитывает заново, ищет погрешности.

Сизиф демонстративно собирает бумаги:

– Хочешь сказать, это невозможно?

– Этого я не говорил, – торопливо произносит Безымянный, потирая безбородый подбородок. – Чисто теоретически можно было бы кое-что придумать… Но риск… риск огромный.

Безымянный начинает нервничать: теребить рукав, часто моргать, кусать губу.

На него находит азарт.

Сколько раз Сизиф видел это выражение на лицах своих объектов, когда те оказывались в казино или когда им предоставлялась удачная возможность украсть желаемое. Видел на поплывших лицах алкоголиков, которые еще вчера клялись женам, что больше никогда не притронутся к бутылке, и вдруг наткнулись на свою же старую заначку.

Азарт.

Страсть.

Слабость.

План действительно по плечу только гению, а гениальность Безымянного уж слишком залежалась за ненадобностью, всеми забытая и угасающая.

Так залежалась, что, похоже, он и сам уже начал о ней забывать.

Но нет, вот она, смешанная с тщеславием, снова свербит где-то в несуществующем теле.

– Да, риск большой, но… – Сизиф выдерживает паузу. – Сколько очков ты получаешь за каждую поломанную машинку в детском саду?

Безымянный снова складывает руки на груди. Он злится. Невольно начинает играть желваками.

Сизиф продолжает:

– Раньше ты бы за такие гроши даже взгляд в сторону объекта не бросил, верно? Ты просидишь тут вечность, собирая крохи. Балл за машинку. Балл за куклу. Пока не забудешь, кто ты есть. Вечность в унижении.

Безымянный тяжело дышит. Тонкие розовые ноздри маленького носа раздуваются, просвечивая в отблеске солнечного света.

Он с остервенением мусолит левый рукав.

Его черный костюм истерся, измялся. Таким же ненужным и уставшим чувствует себя и Безымянный в этом глухом, скучном, узком мирке.

Это не существование.

Унижение. Это сплошное унижение.

Почти небытие.

– Но даже это лучше, чем небытие, приятель, – говорит Безымянный, овладев собой. – Ну а так… чисто теоретически: чем бы ты расплатился?

Сизиф поджимает губы.

Самая тяжелая часть разговора.

Строго говоря, ему нечем расплатиться, потому что здесь есть только одна валюта.

И ему самому нужно каждое очко. Все до единого.

Потеряй хоть одно – и Рая не видать.

Ну допустим, он сможет отдать часть.

Возьмет еще дело.

Простенькое, такое, чтобы провернуть как можно быстрее.

Быстрее, чем они спохватятся.

Было у него одно на примете.

Продумает, как замести следы.

И если быстро прокрутит следующее дело, то уйдет до того, как они что-то обнаружат.

Бюрократия даже на небе движется как сонная муха.

– Я отдам тебе часть своих очков, – говорит наконец Сизиф.

Это щедро с его стороны.

Никто не станет спорить.

Здесь никто бы такого не предложил.

Теперь вопрос только в количестве.

Тут он готов торговаться.

Однако Безымянный лишь усмехается ему в лицо и складывает руки на груди.

Азарт явно придал ему силы.

Вкус собственного гения, который зашевелился где-то в потемках сознания, уже решая поставленную перед ним задачку, воскресил его дух.

Теперь мяч на его стороне.

И торговаться будет он.

– Засунь себе эту часть в свой несуществующий зад, – Безымянный подходит очень близко к Сизифу и говорит ему прямо в лицо. – Я возьмусь за это только в обмен на все твои очки.

Сизиф пораженно смотрит на Безымянного.

Тот пожимает плечами:

– Только так я смогу смыться от последствий – и ты это знаешь.

Безымянный внимательно изучает лицо Сизифа, пока тот «переваривает» услышанное.

Глаза Безымянного загораются еще ярче, он улыбается.

– Да тебе, походу, это позарез нужно, приятель? Дай угадаю: бабенку какую-нибудь спасти хочешь? Видали мы таких.

– Да пошел ты!

Сжав кулаки, Сизиф разворачивается и решительно идет к выходу.

На этот раз он действительно намерен уйти.

– Слышь, – окликает Безымянный. – Имей в виду: только я смогу это провернуть! Единственный! И ты это знаешь!

Сизиф продолжает идти, но от Безымянного не ускользает, что шаги становятся медленнее.

Он усмехается и продолжает:

– Или так, или твоя малютка отправится в небытие.

На мгновение Сизиф останавливается. Он стоит спиной к Безымянному, ощущая всем своим существом ухмылку, расплывшуюся под коротким задранным носом.

Безымянный его раскусил.

Сизиф морщится, сжав кулаки.

Безымянный пристально следит за ним, как за механизмом, который вот-вот сломается.

– Хорошо, – тихо говорит Сизиф, не оборачиваясь.

Безымянный прыскает от удивления, а потом смеется:

– Вот так просто? Ты хоть понимаешь, что с тобой будет, шизик?

Сизиф ничего не отвечает. Он берется за дверную ручку, а потом, помедлив, оборачивается и задает мучивший его вопрос:

– Мне интересно: ты узнал меня?