– Ты рехнулась?! Отойди оттуда. Они конфиденциальные! – Радист шлепнул ее по рукам. – Будешь указывать мне, как делать работу? Я уже сказал, у нас очень короткое окно с Кейп-Рейсом, чтобы передать все эти сообщения. Брайд отдаст эти телеграммы капитану перед сменой.

Нет, нет, нет. Энни отскочила подальше от Филлипса, все стискивая сообщения. К скрежету присоединилось жужжание в голове, такое же настойчивое, как звон тревожных колоколов. Опасность, опасность. Кто-то должен обратить внимание. Энни, ты нужна им. Все эти невинные люди на корабле нуждаются в тебе. Вот почему ее привлекли сводки погоды, на которые она обычно не обращала внимания. Спасение корабля зависело от Энни. Ее первоначальная цель на мгновение была забыта.

– И когда это будет?

– Тихо. Я едва слышу Кейп-Рейс… И куда это ты собралась с ними? Я же сказал…

– Но… но это важно. Там написано, что видели лед! Я слышала, в нашем рейсе это особенно опасно… – Ее руки заскользили по бумагам, рассыпая их по полу. – Их нельзя игнорировать…

Она должна была заставить его понять, осознать то, что она узнала.

– Но не забудьте мое сообщение – мое сообщение тоже важно. Там пропавший ребенок. Ну, то есть украденный, – ее голос невольно повысился.

– Что ты несешь? Украденные дети, – радист фыркнул.

– Нет, я просто неправильно объясняю. Это личное дело большой срочности. Эта женщина – разве вы не чувствуете?

Теперь Энни могла ощущать страх и гнев Лиллиан, ее жажду, обволакивающую, тянущуюся через волны…

– Успокойтесь, мисс. Нужно успокоиться.

– Нет, вы просто не понимаете… Я слышу ее голос. То есть я видела ее лицо, видела, четко и ясно, и это плохо, понимаете?

– Я вообще не понимаю, что вы говорите, но убедительно еще раз прошу покинуть это помещение, или мне придется позвать на помощь.

– Но… – Энни бросилась на пол, потянувшись за сообщениями о льдах.

Единственная реальная опасность – это лед. Даже повторяя это, Энни понимала, что ее слова не имеют смысла – по крайней мере, сказанные вслух. И вместе с тем спешка вызывала в ней новую дрожь страха. Голос, который напугал ее, все же был знакомым.

Ты знаешь, чего я хочу.

Ты знаешь, что мне нужно.

Через окно Энни видела офицерскую открытую палубу, которую использовали, чтобы наблюдать за состоянием моря или подышать свежим воздухом. Там было пусто. Если бы она смогла добраться до этой палубы, путь на капитанский мостик оказался бы открыт. Лучший шанс передать сообщения капитану Смиту.

Да, да, да. Она почувствовала проблеск уверенности. Вот что она должна сделать: передать сообщения капитану, заставить его понять, что они плывут навстречу опасности. Он бы понял. Она бы спасла положение, и тогда они выслушали бы ее рассказ о Кэролайн Флетчер.

– Простите, – прошептала она. – Я позволила себе лишнего.

Энни притворилась, что выскальзывает за дверь, в то время как Филлипс, с отвращением покачав головой, вернулся к передаче телеграмм. Однако пока он занимался своими делами, девушка подхватила ворох срочных телеграмм, прижала их к груди, метнулась мимо него и шмыгнула за дверь прежде, чем он успел встать со своего места.

Ветер хлестал по открытой палубе, со всей силы бил Энни в лицо. Было так холодно, что девушка едва не застыла на месте. Униформа совсем не спасала. Воздух был таким ледяным, что она легко могла поверить в покрытые льдом чернильные воды внизу. Им сказали – их всех предупредили – об особой опасности, которую нес лед по курсу. Что не так с Филлипсом? Почему он не отнесся к предупреждениям более серьезно; почему он считал, что важнее посылать телеграммы глупых богатеев? Люди, которые выдвигали глупые требования, которые понятия не имели об опасности. Капитан должен был просмотреть эти сообщения немедленно. Слишком много времени прошло…

Какая-то сила ударила ее сбоку, опрокинула на палубу. Ее голова больно ударилась о холодные влажные доски.

Белые квадратики выскользнули из рук и заплясали на ветру вне досягаемости. Телеграммы. Они затрепетали в воздухе, перелетели через перила, а затем, подхваченные ветром, поплыли над открытой водой. Они становились все меньше и меньше, пока не превратились в белые точки в темноте, пока звук их трепета не затерялся в реве океана. Пока они не исчезли.

Предупреждения с указанием местоположения льда были утеряны.

– Я поймал ее, мистер Филлипс.

Чья-то рука рывком подняла ее на ноги, как кролика, пойманного в огороде. Гарольд Брайд сбил ее с ног и ухмылялся. Гончая, которая поймала кролика.

Энни дернулась.

– Отпустите меня! Разве не видите, что вы наделали? Телеграммы…

– Начнем с того, что это не твое дело.

– Это были предупреждения! Впереди лед…

– Что показывает, как мало ты знаешь, – Брайд надулся, радуясь возможности покрасоваться перед представительницей слабого пола. – Этому кораблю нечего бояться какого-то льда. Он непотопляем, ты разве не слышала?

– Теперь у вас проблемы, – сказал Филлипс, когда Брайд затащил Энни обратно в радиорубку.

Комната была слишком мала, чтобы вместить трех человек одновременно, и двое мужчин прижались к Энни. Она чувствовала, что они наслаждаются ее горем. Маленькие радости для маленьких мужчин.

– Я послал за мистером Латимером.

Латимер, главный стюард, был крупным, похожим на медведя мужчиной, который едва влезал в униформу «Уайт Стар». Энни и раньше видела, как он сердится – видела, как он замолкал, взгляд становился ледяным и белым и обещал ужасные последствия. У Энни скрутило желудок в узел, хотя она знала, что Эндрю Латимер не мог сделать с ней ничего хуже того, что она уже однажды сделала с собой сама.

– Что, черт возьми, заставило вас украсть эти телеграммы?

Теперь их было четверо в радиорубке, Латимер нависал над Энни. Было так жарко и душно, что она боялась упасть в обморок.

– Это женская истерия, – сказал Брайд с уверенностью, несвойственной его годам. – Я видел такое раньше. Иногда у них бывает корабельная лихорадка. Некоторые женщины не годятся для моря.

– Нет, я…

Но мужчины ее не слушали.

– Я знал, что с этой девушкой что-то не так, с той минуты, как она ступила на борт, – произнес Латимер, как будто Энни не было рядом.

Он приподнял фуражку, чтобы вытереть пот со лба; Энни смотрела, как капли стекают по лицу стюарда.

Латимер схватил ее за плечо, совсем как Брайд. Ее так часто хватали и тянули, когда она была ребенком, что это ощущение вызвало странное оцепенение. Когда с тобой обращаются как с неодушевленным предметом, с диким животным, иногда проще всего позволить разуму отключиться. Это была версия игры в исчезание: прикасались как будто не к тебе, а к кому-то другому.