Я потащила сумку к Штадену домой, где собиралась вручить свою ношу этой неприветливой экономке, или кто она там Штадену. Но открыл дверь мне сам Кэрст.

– Ты решила ко мне переехать? – насмешливо спросил он и кивнул на принесенные мной вещи.

– Нет, я решила вернуть тебе твое, – мрачно ответила я.

– Многовато что-то у тебя моего накопилось, – сказал он, раскрыл сумку и вытащил мое платье. – Напомни мне, пожалуйста, по какому случаю я такое мог надевать? Размерчик маловат, фасон с прошлого сезона.

– Это вещи, которые ты покупал для меня.

– Я не собираюсь открывать лавку старьевщика, – хмуро сказал он. – К чему они мне?

– Ты не хочешь меня видеть, и я не хочу, чтобы что-то в моей комнате напоминало о тебе. Можешь с этими вещами делать что хочешь. Строго говоря, мне только «Артефакторики» жалко, – пояснила я и развернулась, чтобы уйти.

Но Штаден поймал меня за руку и втянул в квартиру:

– С чего ты взяла, что я не хочу тебя видеть?

– Ты же не пришел, когда я просила.

– А ты просила? – Он удивленно вздернул бровь.

– Да, – ответила я. – Я просила твою экономку, или кто она там, передать тебе, что я срочно хочу тебя видеть.

Кэрст несколько смутился.

– Видишь ли, я ей дал четкие указания никого не впускать и ничего мне не передавать. Я не думал, что ко мне придешь ты, – сказал он. – Она ничего мне не говорила. А зачем ты приходила?

– Какая разница?

– Тебе было важно, чтобы я пришел. Что изменилось за эту неделю?

Я посмотрела на него и поняла, что у меня наконец появился шанс узнать ответ на то, что так занимает меня последнее время. И, скорее всего, другого не будет.

– Ничего не изменилось. Кэрст, пообещай мне честно ответить на один вопрос.

– Я разве тебе когда-нибудь врал? – сухо сказал он. – Что ж, обещаю.

– Почему ты меня тогда выгнал из своей квартиры? – глядя ему в лицо, спросила я. – Ты обещал сказать правду.

– Правду? – Он отвел глаза на стенку, повернув голову так, что я видела теперь только его профиль. Его лицо закаменело, но он все-таки ответил: – Потому что мне хотелось, чтобы любимая женщина была со мной потому, что любит, а не потому, что у нее нет выбора.

Любимая? Значит, он все-таки любит меня! Облегченно выдохнув, я взяла двумя руками его голову и повернула лицом к себе, чтобы видеть его глаза.

– Почему ты не сказал об этом мне? Я так ждала от тебя этих слов. Неужели ты думал, что я признаюсь первой?

– Почему ты не сказал об этом мне? Я так ждала от тебя этих слов. Неужели ты думал, что я признаюсь первой?

Он посмотрел так, как будто был уверен, что все это ему послышалось.

– Ты была как безвольная кукла, – недоверчиво сказал он. – Ты даже глаза закрыла, чтобы меня не видеть.

– Я боялась. Боялась что-то сделать не то или не так. Боялась открыть глаза и увидеть презрение на твоем лице.

Строго говоря, я и сейчас боялась. Боялась, что Кэри посмотрит на меня своим обычным высокомерным взглядом и скажет, что ничего такого не имел в виду. Что я сама напридумывала себе ерунды всякой. А он ко мне испытывает отвращение, и ничего кроме. Похоже, что страхи эти были написаны у меня на лице, так как мой муж их явно заметил.

– Не бойся, теперь все будет хорошо, – сказал он, осторожно обнимая меня. – Когда ты поняла, что меня любишь?

– Э, нет, – облегченно улыбнулась я. – Сначала ты. Тем более что ты еще не сказал, что любишь.

Штаден счастливо рассмеялся и обнял меня так крепко, что, казалось, еще немного и раздавит.

– Люблю, – подтвердил он. – Когда ты тогда на меня налетела, маленькая, растрепанная, в своем жутком одеянии, посмотрела своими невозможными серыми глазами и ушла, я остался стоять на месте, глядя тебе вслед как последний идиот, потому что ты унесла с собой не только тот проклятый учебник по алхимии, но и мое сердце.

Да он поэт!

– Никогда бы не подумала. – Я так удивилась, что даже отстранилась от него немного. – Ты же ко мне близко не подходил. И на практике вел себя, мягко говоря, не слишком вежливо.

– Я подходил пару раз с вопросами, – возразил Кэри, притягивая меня опять к себе поближе. – Только, как я недавно выяснил, ты этого не помнишь. Ты все время провожала глазами своего Олафа или читала какую-нибудь книгу. Я тогда так разозлился. Больше на себя, правда, что не могу выбросить из головы инориту, которой совсем не нужен. Видела бы ты свое лицо, когда поняла, что брак истинный. На нем такая обреченность была.

– А на твоем – ненависть.

– Нет, злость, – не согласился он. – Мне тогда показалось забавным стать твоим мужем хотя бы вот так, до ближайшего храма в другом городе, а получилось, что я тебя связал брачными узами по-настоящему. Ты была в ужасе и не скрывала этого. А мне было так тяжело это видеть…

– Поэтому ты назвал меня толстой деревенской дурой?

Пусть даже не надеется, что я это когда-нибудь забуду…

– Но это же заставило тебя снять эти жуткие балахоны, – ответил он без тени смущения. – Как я вижу, это тебя сильно задело. Тогда мне просто хотелось убрать это выражение безнадежности с твоего лица, а ничего более подходящего в голову не пришло. И да, ты на меня очень разозлилась. Для себя я решил, что наши отношения будут такие же, как и до этого случайного брака. Но когда я увидел тебя целующейся с Олафом, первая мысль была: «Это моя жена. Моя жена целуется с этим недоноском». Я ведь мог тогда его убить и лишь в последний момент придержал силу удара. Когда тащил тебя к себе, мне пришло в голову, что я веду себя как орк, но остановиться не мог, даже когда увидел ненависть на твоем лице. Я не знал, как хоть что-то изменить. Ты от меня шарахалась, словно я был прокаженным. Потом Ведель подал идею. Я поехал к отцу и честно ему всё рассказал.

– Ты хочешь сказать, что он знал? – поразилась я.

– И он, и Эльза. Отец и предложил ездить к нему, чтобы ты могла узнать меня поближе и привыкнуть. Он так потешался, когда смотрел, как я уговариваю тебя в саду. Притворяться ты совсем не умеешь. Но за те два дня я понял, что тебе нравится со мной целоваться. Ведь так?

– Так, – признала я. – Если бы ты знал, как меня это мучило. Я одно время даже думала, что мне само это действие нравится, пока меня не поцеловал Ведель. Это было так гадко.

– Ведель и здесь успел. – Он несколько помрачнел.

– Не надо про него, – тихо сказала я. – Он до сих пор мне иногда в кошмарах снится. И он, и его смерть.

Кэрст успокаивающе провел рукой по моим волосам и вернулся к разговору на более приятную тему:

– Ты была права, я пытался тебя соблазнить, но ты так меня боялась, что я начал сомневаться в успехе. И Зольберг этот постоянно рядом крутился, так и хотелось его приложить покрепче.