— В моем деле нога не помеха.

Елизавета вздохнула и принялась изучать правую ладонь, водя указательным пальцам по тонким линиям.

— Говорят, по этим линиям можно прочесть судьбу человека. Я думаю, у меня нет судьбы. Она мне не нужна. Я, в конце концов, царская дочь. Да, Линней меня отверг. Нечто невероятное, тем более что никто не может сравниться со мной по красоте.

— Но он любит, Елизавета, а это другое дело.

— Знаю, — сказала цесаревна. — Раньше я в это не верила. Но чем больше я над этим думала, тем более меня интересовал вопрос, зачем он вообще был мне нужен. Оказывается, все из-за нее, мадемуазель. — Сцепив пальцы, она сложила руки на коленях.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что Эмили похожа на вас. Разумеется, она не такая красивая. Но ее ум… он рождает такие мысли, которые я не понимаю, как не понимаю ваши. Она превосходит меня в этом, и я ей завидую. Хочу быть такой, как она. Я хотела отнять у нее Линнея, чтобы доказать, что я лучше ее. Но мне это не удалось.

— Елизавета, здесь дело вовсе не в тебе.

— Я просто тупая. Разве не так? Примитивная, как животное?

— Нет и еще раз нет. У тебя светлая голова, но тебе никогда не хотелось сделать это очевидным для окружающих. Что же заставляет тебя это делать сейчас?

— Что? — Глаза Елизаветы округлились. — Конечно же, вы. Вы показали мне, какой может быть женщина. Вы мне так нравитесь, мадемуазель, как никогда не нравилась другая женщина. Я вас люблю даже больше своей матери. И я… я не хочу вас разочаровать. Но ничего не могу сделать! Все готовятся к битве, у каждого есть свое дело, только у меня его нет!

— Это неправда, Елизавета. Твои солдаты любят тебя. Они тебе беззаветно преданы. Посмотри на них.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ты разве не замечаешь? Они находятся в чужой стране, не знают языка, они вряд ли понимают, что на самом деле происходит вокруг, а очень скоро им придется отдать жизни в битве, смысл которой им неизвестен.

— Мой отец…

— Он не ты. Солдаты покинули Москву не ради него, ради тебя.

— Но что я могу сделать?

— Конечно же, тебе не надо вести их в бой. Тебе надо быть их цесаревной, подарить им надежду и тепло сердца.

— И это всё?

— Это великое дело, Елизавета. Не задумываясь, ты дарила им это в Санкт-Петербурге. Подумай, сколького ты сможешь достичь, поступая, таким образом, здесь.

Елизавета улыбнулась, но улыбка тут же сошла с ее губ.

— Да вы просто решили поднять мне настроение и избавиться от моей компании, не так ли?

— Нет, хотя мне действительно нужно идти, но то, что я тебе сказала, правда: твой немногочисленный отряд томится в неведении, и ты можешь рассеять это неведение и указать путь. Ты — цесаревна, сила, с которой должно считаться, если ты того захочешь.

— Как вы этого захотели?

— Полагаю, что да.

Елизавета рассмеялась, смахнув слезинки с ресниц:

— Что ж, очень хорошо. А сейчас вы скажете мне, куда вы направляетесь?

— Принять участие в битве.

— Только не это!

— Это будет иного сорта битва, и только мне она по плечу.

— Тогда я пойду с вами!

— На эту битву призвали только меня. За мной не последовали даже мои студенты. Вы все нужны здесь.

Елизавета поднялась со стула, подошла к Адриане, опустилась на колени и положила голову ей на колени. Она заметно дрожала.

— Только не умирай, — прошептала она. — Возвращайся к нам, я обещаю, я выучу все уроки, все до единого.

— Ты в любом случае должна их выучить, даже если я не вернусь, — сказала Адриана.

* * *

Когда подготовка «Молнии» была завершена, Франклин вдруг понял, что нужно было проявить больше искусства стратегии в предстоящем бою, нежели просто отправлять трех генералов для уничтожения воздушных кораблей. Хотя они все-таки генералы и, вероятно, знают, что им нужно делать.

— Я заметил, вы не упомянули, какова наша настоящая цель, — сказал Улер, проверяя один из вентилей.

— А какой в этом смысл? Это только вызовет дополнительное смущение в умах, того и гляди, нам запретят реализовать задуманный план. Если мы его провалим, появятся машины тьмы и от нас ничего не останется. Успех обеспечен в том случае, если армия захватит корабли или по крайней мере, сделает их для нас безопасными. Если бы у нас было время построить настоящий военный флот, то все было бы по-другому, возможно, мы бы захватили их без особых усилий. В конце концов, нашему противнику так и не удалось создать эгиды, и в этом наше преимущество.

— Зато им удалось создать оружие, способное самостоятельно вести поиск эгид.

— Я учел это, — сказал Франклин, подойдя к кораблю.

«Молния» представляла собой подобие баржи, тридцать футов длиной и десять шириной, с квадратной кабиной. Обшивка стальная, adamantium использовался частично, на палубе и в переборках применили алхимическое стекло. На корабле было столько люков, сколько карманов у вора, — два в днище для сброса гранат, два в переборках для высадки и поднятия на борт и один на крыше. Крыша была самой странной частью корабля — коробка в коробке, пяти футов глубиной, для хранения груза. Франклин хотел, чтобы во время полета над вражеским лагерем груз находился в наименее доступном для снарядов противника месте. В добавление к вышеупомянутым люкам был еще один, он вел из трюма в кабину.

Франклин наблюдал, как четверо крепких солдат, пыхтя, тащили в грузовой отсек тяжелые бочки с гранатами и прочим оружием.

— Корабль надо было назвать «Черепахой», — сказал Роберт.

— Так мы можем называть его между собой, — согласился Франклин. — У него есть эгида и еще кое-какие средства защиты. Для тех, кто окажется под нами, мы будем казаться маленькой безобидной тучкой.

Из верхнего люка появилась голова Василисы:

— Все готово, Бенджамин, и мы все здесь. Отправляемся?

— Еще двоих дождемся. А вон и они. — Он показал в сторону паланкина, который от дворца через грязную площадь несла пара дюжих лоррейнских солдат.

— Адриана? Так ты с ней помирился? Я об этом не знала.

Казалось, Красные Мокасины обрадовался новому пассажиру. Франклин слышал, как он, сидя на пустой бочке из-под рома, куря трубку и с философским видом наблюдая за сборами, пробормотал: «Это хорошо».

— Но она не готова, — запротестовала Василиса. — Она даже уравнения не изучила.

— Это не важно.

Франклин пошел навстречу паланкину — вдруг потребуется дополнительная помощь… Самостоятельно француженка передвигаться не могла. Двое ее телохранителей донесли ее до корабля, затем принесли специальную коляску и попытались закрепить ее на палубе. Крепежных скоб с кожаными ремнями там было предостаточно — на случай, если на воздушных дорогах случатся ухабы.