На одной из них висело око Гора, которое подарил ей Андреас семнадцать лет назад в гроте Дафны, на другой — бирюза Рани, которую десять лет назад ее подруга получила в подарок от Нимрода, когда они покидали Персию. Селена сжала в руке камень и снова почувствовала темную боль глубоко в душе.

Прежде чем покинуть комнату, она посыпала пылью священный огонь Исиды, горевший день и ночь возле ее двери. Она никогда не забывала богиню.

Три года назад она впала в отчаяние — без крова над головой, голодная, одна с ребенком. Александрия, жемчужина Средиземноморья, этот великолепный город из белого камня и алебастра, о котором один историк написал, будто она «так ослепительно блестит, что нужно прикрывать глаза, когда идешь по ее улицам, чтобы не ослепнуть», эта Александрия бросила ее в беде. Она предала ее.

Селена, безуспешно пытавшаяся в Иерусалиме найти банк, которому Рани доверила свое состояние, приехала в Александрию почти без гроша. Богатым избалованным жителям Александрии не нужна была простая целительница, вокруг них было достаточно ученых и благородных врачей.

Она наводила справки об Андреасе в школе медицины, но и это ничего не дало. Ее попытки найти след родителей ни к чему не привели. Но именно в тот день, когда ее нужда дошла до крайности, вдруг наступило облегчение. «Она происходит от богов», — сказал когда-то ее отец. А Мера незадолго до своей смерти сказала ей: «Всегда храни верность Исиде». И тогда Селена поняла, что ей делать. Она находилась в руках божьих. Без розы из слоновой кости, без Андреаса она не могла продолжать поиски своей великой мечты. Поэтому она должна была поступить на службу богам, довериться и ждать, пока ей не покажут ее дальнейший путь.

Селена нашла дочь сидящей у окна под темным ночным небом. Она остановилась, чтобы посмотреть на нее. Ульрика сильно выросла за последние месяцы, она была уже выше некоторых сестер храма. Ее тело начало округляться, ее руки и ноги становились сильнее. Ее прямые полосы стали светлее, голубизна глаз — насыщеннее. Селене уже казалось, что ее германская половина вот-вот вытеснит римскую. Она растет и отдаляется от меня, подумала вдруг Селена.

И она всегда такая серьезная. Почему Ульрика никогда не улыбается? Что скрывает она за этим серьезным взглядом? Может, эта ранняя серьезность появилась после смерти Рани? Или Ульрика всегда была такой?

Я не могу ее потерять, думала Селена. Она единственное, что у меня есть.

— Рикки, — тихо сказала она.

Ульрика обернулась. Ее взгляд был слишком серьезным для девочки ее возраста. Но ведь она же еще ребенок, говорила Селена себе. Она должна хихикать и смеяться, как другие девочки. Но Ульрика держалась вдали от других детей, у нее не было подруги, и Селена никогда не знала, о чем та думает.

Ее взгляд скользнул по кровати. В одно мгновение Ульрика вскочила на ноги, чтобы скрыть от глаз матери то, что лежало там, но было слишком поздно. Селена успела заметить книгу.

— Что ты читаешь? — спросила Селена, обойдя дочь и беря книгу в руки. — Ты снова была в библиотеке, не так ли?

Ульрика кивнула.

Селена положила книгу, не взглянув на нее, и присела на край кровати.

— Иди сюда, — сказала она и дала Ульрике знак сесть рядом. — Интересная книга?

Ульрика поколебалась, а потом сказала:

— Нет, там одна сплошная ложь.

Селена вздохнула. Она понимала, что тех сведений об отце и его народе, которые Ульрика могла почерпнуть из рассказов матери, девочке уже было мало, эти рассказы не могли удовлетворить ее ненасытную жажду знаний. Неудивительно, что она обратилась к другим источникам.

Селена вдруг вспомнила, что они уже давно не говорили о Вульфе. Когда это было в последний раз? Неужели еще в Иерусалиме? Неужели так давно?

Может, смерть Рани стала виной того, что они перестали разговаривать? Селену вдруг охватила паника. Я должна сейчас сказать что-нибудь о нем, думала она. Именно сейчас Ульрике как никогда нужна правда.

Но ее страх перед этим шагом был слишком велик. Поэтому она только тихо сказала:

— Твой отец был чудесным человеком, Рикки. Как было бы хорошо, если бы ты могла узнать его.

На мгновение в маленькой комнате стало совсем тихо, потом глаза Ульрики наполнились слезами. Увидев это, Селена обняла дочь. Впервые с того ужасного дня, когда они стояли в объятиях друг друга в конце переулка в Иерусалиме и оплакивали Рани.

— Ах, Рикки, — пробормотала Селена, — мне очень жаль. Мне так жаль!

— Мама, — всхлипнула Ульрика.

Больше они не говорили. Стена между ними не исчезла. Боль, стоявшая между ними, была слишком сильной. И какое действие произвела бы сейчас правда? — спрашивала себя Селена, гладя дочь по волосам. Что будет, если я скажу ей, что ее отец не умер в Персии, что он уехал в Германию, не зная, что она ждет ребенка, что сейчас он, возможно, в своих родных лесах и не имеет понятия о дочери, тоскующей о нем. Я не могу ей этого сказать. Я не могу…

— Пойдем со мной сегодня вечером, когда будет обход, Рикки, — предложила Селена и немножко отклонилась, чтобы убрать прядь мокрых волос с лица Ульрики, — помоги мне осмотреть пациентов.

Несколько секунд Ульрика не отрываясь смотрела на мать, почти удивляясь, вдруг ее лицо изменилось, потемнело, и она разочарованно отстранилась. Потом она встала и снова подошла к окну.

— Я… я не хочу, мама. Я устала.

Селена посмотрела на дочь. Что я сделала не так? Мгновение глубокого доверия, общей боли, такое драгоценное, будто унесло ветром.

— Хорошо, — сказала она, встала и пошла к двери. — Ульрика, ты не должна тайком бегать в библиотеку. Молодым девушкам опасно находиться в гавани. Ты поняла меня?

— Да, мама.

— Мы пойдем туда завтра вместе, хорошо? Мы попросим библиотекаря выдать нам лучшую книгу о стране на Рейне. Хочешь?

— Да, — ответила Ульрика и, отвернувшись, опять принялась рассматривать пейзаж за окном.

— Семь новых послушниц! — радостно воскликнула мать Мерсия, наполняя кубки вином. — Только подумай, Перегрина. Никогда в истории храма не было так велико число наших послушниц. И всем этим мы обязаны тебе.

Селена разглядывала глубины темного вина и с грустью думала о Рани. Ей бы так понравилась жизнь в Александрии! Как все могло бы обернуться, если бы Рани не умерла! Она мечтала побывать в школе медицины. Возможно, она купила бы здесь, в Александрии, дом, где они могли бы жить вдвоем. Может быть, они регулярно посещали бы школу, чтобы учиться у великих ученых.

И возможно, Селена смогла бы, так как у нее были бы деньги, продолжать поиски человека, который мог бы рассказать ей о ее семье. Без средств к существованию и без крыши над головой Селена была вынуждена искать помощи в храме. Она уже много раз была близка к тому, чтобы довериться матери Мерсии и попросить ее о помощи, но настоятельница монастыря была слишком далека от мирских забот. Она переступила порог храма совсем юной девушкой, почти шестьдесят лет назад, и с тех пор не сделала ни шагу за его ворота. Все, что она знала о мире за пределами территории храма, она слышала от своих редких посетителей. Мать Мерсия была высшей жрицей Исиды, ее дух витал в высших сферах. Она уж, конечно, не могла помочь Селене в ее поисках, и Селена не хотела понапрасну обременять добрую женщину своими заботами.