Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот же день в 22:30, когда Рубакин поднялся в лифте к своей квартире, киллеры, застрелив его двух охранников, перерезали ему горло.
Янычар во время этих разборок был в бегах. «Интерпол» объявил его в международный розыск после того, как в ДСТ вскрыли всю подноготную его поставок оружия в Анголу через «РУСАМКО». Оружие со складов стран бывшего советского блока, проданное Анголе через парижские фирмы Янычара под видом сельхозтехники, оценили в 790 млн евро. А поставляли, конечно, не трактора и комбайны, а танки Т-62, вертолеты Ми-25, бронетранспортеры, 122-миллиметровые пушки и тысячи автоматов Калашникова, не говоря уже о противопехотных минах, использовавшихся в гражданской войне в Анголе с 1993-го по 1997 год с обеих сторон. Следствие длилось около десяти лет. Успел умереть президент Миттеран. От рака. Кое-кто из фигурантов этой аферы умер при более загадочных обстоятельствах. Одного в центре Парижа укусила «черная вдова». Другой шел по улице и упал в колодец, на дне которого он замкнул своим телом два высоковольтных провода. И все же дело довели до конца. На всех французских границах Янычара ждал теперь ордер на арест. Моховой, участвовавший вместе с ним во всех переговорах с ангольцами в Париже, чудом избежал такой же судьбы. «Наш уголь» во Франции не засветился только потому, что Янычар и Рубакин использовали для отправки оружия ангольскому диктатору фирмы-однодневки и своих посредников в ЮАР. Но теперь и для Мохового наступали нелегкие времена. Общая картина деятельности «РУСАМКО» постепенно складывалась из обрывков открытой информации, полицейских расследований и сообщений спецслужб, как в игре «Puzzle». И он уже понимал, что скоро доберутся и до него, хотя Броссу так и не удалось доказать, что его грузовик не пересекал ни границы Германии, ни тем более – Финляндии и России.
Для Кокошина, который после убийства Рубакина иначе чем с двумя джипами охраны никуда не выезжал, открывались новые горизонты. В России стали наводить порядок, очищая ее постепенно от криминала принятым еще во времена Сталина способом – уголовников просто отстреливали. Спецслужбы и силовики прибирали к рукам выморочную собственность воров в законе и проворовавшихся «красных директоров». Генералы, фактически управлявшие «РУСАМКО», назначили Кокошина на место погибшего шефа. Он получил самые строгие указания – на время прекратить все поставки оружия в Европу и через Европу. Тайный бизнес генералов уже давно не представлял никакого секрета для ФСБ, и оттуда им посоветовали «сменить ориентацию» во избежание международного скандала.
С Кокошиным поговорили отдельно. Ему передали благодарность премьер-министра за срыв поставок оружия ЭТА, а также за ликвидацию склада оружия «РУСАМКО» во Франции, и присвоили звание генерала. «Кокошина представьте к очередному званию. Точно сработал. Нам сейчас с Францией ссориться никак нельзя», – передали ему слова премьера. И пообещали от его имени, что заслуг его не забудут, и если он будет вести себя как положено, то в ближайшее время, когда «наши будут в городе», он сможет занять подобающий государственный пост. Такой, где его нынешние заработки в «РУСАМКО» покажутся ему зарплатой учителя из Торжка. Генералу Кокошину не надо было объяснять дважды, что это означает.
Кокошин передал в ФСБ все, что у него было на Янычара по ангольскому делу и по чеченским авизо. Янычар узнал о том, что его ждет, от одного из «своих людей» на Лубянке. Но «свой» оказался чужим, и с его помощью Янычара просто выманили из дома. Когда он поехал во Внуково-3, где стоял его личный самолет, чтобы укрыться на время всей этой бури в ЮАР, его взяли на паспортном контроле и отвезли в Лефортовскую тюрьму. Там его навестили генералы – основатели «РУСАМКО» вместе с Кокошиным, и Янычар покорно подписал все бумаги о передаче им собственности в обмен на обещание свободы. Но свободы после этого ему пришлось дожидаться еще много лет.
«Наш уголь» решено было перепрофилировать. До поры Моховому велели поставлять в Европу только уголь и ничего больше. В дальнейшем он должен был возить в своих мешках в Африку и на Ближний Восток подкрашенный гексоген – черный порошок под видом угольной пыли. Спрос на взрывчатку постоянно рос после первой войны в Заливе, и теперь этот бизнес приносил куда большие доходы, чем поставки стволов. Но пока Моховому велено было уйти под корягу. Кокошин направил в Париж Ходкина с письмом, в котором строго-настрого предупредил Мохового, чтобы тот не проявлял никакой самодеятельности. Отныне все сделки «Росугля» должны были идти только с одобрения «Центра».
Судьба «РУСАМКО» какое-то время вообще висела на волоске. Новый премьер-министр делал все, чтобы понравиться Западу. А Западу категорически не нравилась деятельность «РУСАМКО», полностью вышедшей из-под контроля российского государства. После взрывов грузовиков с оружием «РУСАМКО» под Руаном, а затем в Аркашоне и под Бордо посол Франции в Москве попросил встречи в российском МИДе и заявил от имени своей страны категорический протест против перевозок российского оружия по территории Франции. На одном из совещаний с силовиками вскоре после этого премьер-министр, глядя прямо на министра обороны, спросил, а знает ли он, что его генералы делают бизнес на продаже оружия. Министр начал было объяснять, что «РУСАМКО» было создано исключительно для того, чтобы помочь оборонке выжить, и что корпорация регулярно отчисляет десять процентов своей прибыли на строительство жилья для офицеров. А это – серьезная помощь для государства. Премьер прервал его и сказал:
– Все было бы ничего, если бы и «РУСАМКО» не пользовалась услугами государства. Вот только следует ли Российскому государству ввязываться в сомнительные сделки в интересах частных лиц, да еще в таком чувствительном вопросе, как торговля оружием? Ведь такие действия нанесут серьезный урон репутации страны и, более того, чреваты целым рядом крупных международных скандалов. Прежде всего, России не следует поставлять переносные зенитные комплексы неконтролируемым бандформированиям ради сомнительной выгоды сомнительных авантюристов. Потом, неизвестно, где это оружие можно будет встретить. Так, глядишь, собьют и самолет нашего президента. Или мой. Или рейсовый – «Аэрофлота»…
Наступила тягостная тишина. Премьер попросил министра обороны остаться и, когда все ушли, сказал ему своим тихим, почти неуловимым для тугоухих голосом:
– Наши ребята вовремя остановили на днях одну авантюру людей Рубакина. У них от жадности уже вообще крыша поехала – баскам решили поставить оружие из Парижа. А если бы все вскрылось, представляешь себе какой был бы шмон?
– Ну, что ж, может быть, вообще закрыть эту лавочку к чертовой матери? – с готовностью предложил министр.
– Не торопись, – ответил премьер. – Частную структуру для торговли нашим оружием нам надо иметь. Наш МИД не отболтался бы от французов после этих взрывов, если бы в это была вовлечена госструктура, Рособоронэкспорт, например. А тут – за что боролись, на то и напоролись. Наш министр сказал их послу: «Вы хотели, чтобы в России была рыночная экономика. Она у нас есть. У государства нет монополии ни на что, в том числе на торговлю оружием. Это частные лица, государство здесь ни при чем». И француз ушел несолоно хлебавши. Так что пусть пока поторгуют, только пусть с ракетами и истребителями завязывают. Нужно будет, мы им скажем, куда их поставить. Но ты все должен держать под контролем. В таком деле самодеятельность обернется катастрофой. Особенно в Европе. И десять процентов… Это мало. Пусть отдают пятьдесят.