Почему, почему, почему... Война войной, а за хозяйством следить надо, ничего из виду выпускать нельзя. Так что пусть отчитывается посадник за свои вольные и невольные упущения...

Варлам истово перекрестился, когда понял, что Тимофей не очень серчает на него. Не так уж плох он, как могло показаться. И хозяйство у него крепкое. Было бы глупо смещать его с насиженного места. Пусть правит дальше, пусть процветает Ревень.

– Устал ты, поди, с дороги, – издалека начал Варлам. – Сколько верст отмахал, против Голована стояли... В баньку бы тебе, князь. Хорошую баньку поставил, большую, светлую... Кваску тебе холодного подам... Или меду, если изволишь... Можно и вовсе повеселей...

– Повеселей, говоришь? – нахмурился Тимофей. – У меня жена венчанная есть, детей трое...

– Ну, я ж не настаиваю... – замялся посадник. – Так, если вдруг... Ну, мало ли что...

– Вышел я из того возраста, когда мало ли что, – усмехнулся князь. – Не гуляю больше...

– Знаю, знаю, – часто закивал Варлам. – И сам не прелюбодеешь, и других от этого сдерживаешь... Я и сам такой, жену люблю, на сторону не гляжу...

– А Лада как поживает? – осадил его Тимофей.

Зашевелился в нем червь, запавший в душу с языка Голована. Зачем он сказал ему про свою зазнобу? Зачем всколыхнул прошлое?..

– Лада?.. Хорошо с ней все... Краса, коса до пояса... Но я с ней ни-ни... От жены не гуляю. Да и она повода не дает...

– Замуж еще не отдал? Или не берет никто?

– Ну, не берет... Желающих много... Говорю же, краса-баба... Так она ни с кем не хочет... Я так думаю, по тебе сохнет...

– Почему же я давно ее не видел?

Частенько Тимофей наведывался в Ревень, но, казалось, Лада делала все для того, чтобы не попадаться ему на глаза. А сам он не искал встречи с ней. С глаз долой – из сердца вон...

– Ну, дела у нее... Всегда в работе... Но я так думаю, немилости она твоей боится. Ты же в монастырь спровадить ее хотел...

– Может, еще и спроважу.

– Вот этого она и боится... А чего ты про нее заговорил?

– Да так... Баньку я без веселья приму. А после она пусть ко мне в терем заглянет...

Попарился Тимофей славно. Хорошую баню построил Варлам, жарко в ней, как в преисподней, а ядреный квас в холодной светелке – как божественный нектар в райских кущах. Тимофей почувствовал себя пьяным и без хмельного меда. Но все же закрепил в себе благостное ощущение крепкой брагой.

Напаренный, в чистом исподнем, в прекрасном расположении духа зашел он в свои покои. Ночь уже на дворе, звезды в небе светят, лягушки в пруду заливисто квакают. Спать не хотелось. Загасить бы копотные свечи, лечь в постель да слушать потешно-певучий лягушачий хор... Но где-то неподалеку вдруг ухнул сыч. И настроение сразу же испортилось. Чью смерть пророчит эта страшная ночная птица?..

В дверь тихонько постучали.

– Да!

В покои вошла Лада. В свете сальных свечей она казалась такой же юной, какой он помнил ее в своей прошлой, разгульной жизни. И тогда она была очень красивой, но сейчас она казалась еще краше. Роскошная русая коса, узорный сарафан изящно облегал стройную фигуру. Волнующий запах заморского розового масла... Глаз ее Тимофей не видел. В пол она смотрела, не на него.

– Ну, здравствуй, красавица...

Он подошел к ней и себе на удивление, не успев сдержать непотребный порыв, обнял ее за талию. Она мягко отстранилась от него. Не поднимая глаза, тихонько отошла в сторонку.

– Обижаешься на меня? – не без досады спросил он. – Не говори ничего, сам вижу, что обижаешься.

– Нет, – мотнула она головой. – Перегорело уже все.

– Что перегорело?

– Любила я тебя...

– А сейчас не любишь?..

– И сейчас... Но где-то далеко-далеко... И ты далеко, и любовь далеко...

– Но я же рядом.

– Рядом, но как будто за тридевять земель... Да и не со мной ты сейчас.

– А с кем?

– С Любавой своей... Слышала я, хорошо ты с ней живешь. Жен чужих не ищешь...

– Не нужны мне чужие жены. У меня своя есть.

– Эка ты изменился. Раньше со всеми успевал, – усмехнулась Лада.

– Изменился, – кивнул Тимофей. – Мудрее стал.

– Это верно, мудрости тебе не занимать. Княжество какое стало... Голована играючи прогнал.

– А тебе какое дело до него? – вскинулся Тимофей.

Муха ревности его укусила.

– Ну как же, к сражению с ним готовились... Я тоже на стенах стояла... Ты же должен помнить, что я могу из лука стрелять...

– Помню, – кивнул Тимофей.

– Если бы ты хотел, ты бы меня увидел. Но не захотел меня видеть... А как с Голованом поговорил, так и захотел. О чем вы с ним говорили?

Лада смотрела ему прямо в глаза – мягко, но решительно.

– О тебе говорили. За тобой он пришел.

Она удивленно и как будто с радостью вскинула брови.

– Зачем неправду говоришь?

– Ну почему неправду... Испугался Голован, мир вдруг со мной захотел иметь. И про тебя говорил. Видеть тебя хочет...

И Тимофей внимательно смотрел на нее, на проблеск ликующего свечения в ее глазах. Увы, но ей льстило, что Голован вспомнил о ней.

– А тебе-то что до этого? – ревниво спросил он.

– Ну как же, он же любил меня.

– А ты? Ты его любила?

– Нет... Но жила... Пусть под принуждением, но жила...

– Под принуждением?!.. Да тебе нравилось блудить с ним!

– Не нравилось... Но блудила... И с тобой блудила... Чего ты серчаешь? Ясно же, что я была с ним. Не простил ты мне этого, здесь я потому, далеко от тебя. И не надо было меня звать к себе...

– Не надо было, – в сердцах буркнул Тимофей, широким нервным шагом вымеряя комнату. – Много ты знаешь... Черт с ним, с Голованом! Предательства я тебе не простил!

– Не предавала я тебя.

– Не предавала... Может, и не предавала... Черт тебя знает!

– Смотри, не накликай чертей, – опечаленно усмехнулась Лада. – Вдруг они где-то рядом...

Тимофей вспомнил, как страшно ухнул сыч где-то поблизости. Остановился как вкопанный.

– Ты здесь бесовщину не разводи! Не надо! – набросился он на Ладу.

Она покорно опустила глаза и поджала губы... Послать бы ее к черту... Но не поворачивался язык спровадить ее. Чем больше он на нее смотрел, тем крепче становилось желание провести с ней эту ночь.

Лада молчала, слушая его. Но ему казалось, что ее душа кричит.