– Я буду стараться именно так работать, товарищ Сталин, – ответил Мессинг.

– Не надо пугать людей войной… страданиями и смертью… Зачем это? Людей пожалейте, товарищ Мессинг… – уже с сочувствием проговорил Сталин.

– Вы правы, товарищ Сталин. Больше ничего подобного позволять себе не буду, – усмехнулся Мессинг.

– Но война все-таки, по-вашему, будет?

– Будет, товарищ Сталин.

– Когда будет?

– Думаю, в будущем году… в июне, – твердо ответил Мессинг.

Хорошо, товарищ Мессинг, пусть ваше пророчество останется на вашей совести, – усмехнулся Сталин. – Я ведь не из тех, кто легко поддается даже очень сильному гипнозу.. Скажите, за что Гитлер назначил награду за вашу голову? Двести пятьдесят тысяч марок – это большие деньги.

– Я предсказал крах Германии, если она двинется с войной на восток.

– Сами себе противоречите, товарищ Мессинг. Предсказываете крах Германии, а видите немецкие танки в Минске, – опять усмехнулся Сталин. – Скажите, а если я попрошу вас сделать что-нибудь… невозможное? – Сталин бросил на Мессинга испытующий взгляд..

– Готов сделать, товарищ Сталин. Только не уверен, получится ли, – пожал плечами Мессинг.

Сталин поднялся, прошел к письменному столу, достал из папки чистый лист бумаги и протянул Вольфу Григорьевичу. Тот тоже встал и подошел, чтобы взять лист.

– Получите по этому документу в сберегательной кассе сто тысяч рублей, – медленно произнес Сталин, наблюдая за реакцией Мессинга. – Недалеко от Кремля, кажется на улице Горького, есть сберегательная касса. Однажды проезжал – видел.

Мессинг еще раз посмотрел на чистый лист, потом на Сталина:

– Сейчас, товарищ Сталин?

– Да, сейчас. Вас проводят… – Сталин смотрел на него без улыбки и даже враждебно.

Мессинг повернулся и медленно вышел из кабинета…

«ЗИС» выехал из ворот Кремля и покатил через Красную площадь. Описав полукруг, машина свернула на улицу Горького, сбавила скорость и медленно поехала, держась поближе к тротуару. Вот за вывеской «Гастроном» блеснула вывеска «Сберегательная касса». «ЗИС» встал у самой обочины.

– Дальше вы уж сами, товарищ Мессинг, – сказал один из сопровождающих, сидевший на переднем сиденье рядом с водителем.

По тротуару спешили москвичи, сквозь стеклянные витрины виднелись очереди за продуктами в магазинах. Мессинг выбрался из автомобиля и медленно направился к сберегательной кассе. Шляпу он надвинул поглубже, почти на самые глаза, спасаясь от пронизывающего осеннего ветра.

Подождав, когда Мессинг скроется в здании, двое сопровождавших его чекистов тоже выбрались из машины и направились следом.

…В полупустом зале сберкассы находилось только несколько посетителей. Средних лет женщина в углу за столиком заполняла какой-то бланк, два человека стояли у окошка контролера. У окошка с надписью «Кассир» никого не было. Мессинг медленно направился к туда. Миловидная пожилая женщина в цветастом штапельном платье с улыбкой взглянул на него.

Мессинг долго смотрел на нее, затем молча протянул ей чистый лист бумаги.

Чекисты, вошедшие в сберкассу, остановились у входа, наблюдая за Мессингом. Переглянулись между собой и снова уставились на спину Мессинга, стоявшего перед окном кассира.

Кассирша посмотрела на лист бумаги и спросила также с улыбкой:

– Вы хотите все наличными?

– Да… – глухо ответил Мессинг. Глаза его из-под шляпы смотрели на кассира, как дула пистолетов.

Извините, я сейчас… – отложив лист бумаги, женщина поднялась и пошла вдоль окошек к картотеке, которая занимала почти всю противоположную стену. Рядом была дверь во внутренние помещения сберкассы. Кассирша вошла в эту дверь и закрыла ее за собой.

Мессинг остался у окошка кассы. Он спокойно стоял и ждал.

– Может, она за охраной пошла? – спросил один чекист у другого.

– Зачем? – едва слышно ответил тот. – У нее кнопка под столом есть.

Дверь открылась. Женщина-кассир возвратилась в зал, держа в руке брезентовую зеленую сумку с металлическими замками. Она прошла к. своему месту, улыбнулась Мессингу и, открыв замок на сумке, стала выкладывать перед собой толстые пачки денежных купюр, перетянутые банковской лентой.

– У вас есть во что положить? – спросила женщина, наклонившись к окошку.

Мессинг достал из кармана пальто матерчатую сумку, протянул ее женщине-кассиру. Она взяла ее и стала складывать в сумку пачки денег. Сложила и опять с улыбкой протянула Мессингу.

– Сто тысяч. Будете пересчитывать? Упаковка банковская – там все точно.

– Спасибо. Я вам верю, – ответил Мессинг, забирая сумку.

Он медленно двинулся к выходу, прошел мимо чекистов, открыл дверь и вышел на улицу. Чекисты сразу же пошли за ним.

На улице Мессинг молча передал им матерчатую сумку с деньгами. Старший чекист взял ее и посмотрел на Мессинга почти со страхом:

– Ну ты даешь стране угля, мелкого, но много… – пробормотал он. – Она ничего больше не говорила?

– Ничего…

– Ладно, пошли обратно. – И старший чекист вернулся в помещение сберкассы.

Женщина заполняла какой-то бланк, когда чекист наклонился к окошку и спросил:

– Гражданочка? Посмотрите сюда.

Кассирша подняла голову и увидела удостоверение капитана НКВД. Глаза ее округлились от испуга.

– Что-нибудь случилось, товарищ капитан? – тихо спросила она.

– По какому документу вы выдали эти сто тысяч? – спросил чекист и положил перед ней сумку с деньгами.

Кассирша, словно в первый раз увидев сумку, заглянула в нее и стала с растерянным видом выкладывать пачки денег. Вид у нее при этом был совершенно ошеломленный. Она взяла чистый лист бумаги, посмотрела на него с обеих сторон и вновь подняла глаза на чекиста.

– По этому пустому листу вы выдали сто тысяч рублей? – спросил тот.

Кассирша хотела что-то ответить и не могла, губы ее кривились, глаза заблестели от слез. И внезапно она выронила лист, закатив глаза, стала медленно сползать со стула, а затем тяжело упала всем телом на пол…

Две женщины из соседних окошек бросились к ней, стали поднимать.

– Клава! Клавочка, что с тобой?

Мессинг посмотрел на лежащую на полу в обмороке женщину и вдруг вновь память больно резануло… Вспомнил, как он, мальчишка, смотрел в спину контролеру поезда…

И контролер почувствовал этот взгляд, обеспокоенно оглянулся, потом открыл дверь вагона, и громче сделался стук колес и грохот поезда, и замелькали в открытой двери проносящиеся с бешеной скоростью деревья, кустарник, телеграфные столбы.

А контролер вновь оглянулся – в глазах у него плескался ужас. Вот он прыгнул вниз с несущегося, грохочущего поезда, и только душераздирающий крик на какое-то время остался висеть в воздухе…