Это было даже больше, чем я хотела бы услышать. Я встретилась глазами с Каем, в них плескался холодный гнев. Хотелось обнять его, но я не решалась покинуть свое возвышение и отойти от пылающих белым светом Врат.

— Это ты… из-за тебя Диана стала такой? Из-за тебя она пострадала? — забытый всеми Джастин, пошатываясь, безумным взглядом сверлил Густава. — Убью. Я тебя убью.

Он стиснул зубы, выдернул из плеча нож и, размахнувшись, метнул в мага.

Я закусила губу, но ничего не произошло. Нож со звоном упал на каменный пол, так и не долетев до человека.

— Я делал все, чтобы достичь цели. Разве ты, мальчик, не поступал так же?

Мне впервые стало жаль Джастина. Но почему-то никак не получалось испытывать к Густаву ненависть. Да, он злодей, множество людей по его вине пострадали. Он скрывал правду, плел интриги и ни отрицал этого. Но кто из нас, скажите, без греха? Кто бы не хотел вернуться в прошлое и исправить свои ошибки? Как бы мерзко на душе ни было, я его понимала.

— Я бы помогла тебе, но… Бьорну тоже нужна спираль Времени. А она действует лишь раз. Прости.

Все, тянуть больше нельзя, как говорится, долгие проводы — лишние слезы. Я и так шмыгала носом, едва сдерживая рыдания. Сказка про попаданку оказалась слишком реалистичной для меня.

— Я не вернусь обратно, — вдруг четко и громко произнес Бьорн. — Мне нечего там делать. Пусть прошлое меняет он. Мужчина должен уметь жить настоящим.

Взгляд Бьорна горел решимостью, я ни на секунду не допустила мысли, что он сомневается в своих словах. Что ж, если таково его решение…

Я вложила диск в углубление.

Грома и молний, скажу сразу, не последовало. Строго говоря, вообще ничего не изменилось. Я обернулась к Вратам, но и плавные текучие движения спирали Времени вроде бы не изменились. На первый взгляд. Ну и? Куда мне нужно шагнуть, чтобы выбраться отсюда?

— Они открываются! — дрогнувшим голосом сказал Густав и сделал шаг вперед. — У меня наконец-то получилось!

Допустим, получилось у меня. Не люблю, когда присваивают себе чужие лавры. Я с тоской посмотрела на пульсирующий белый свет. Пульсирующий?

Пришлось прикрыть глаза рукой, чтобы не ослепнуть, когда из арки вырвался сноп яркого сияния и залил собой весь зал. Мир стал смазанной картинкой, я ничего не видела, по лицу текли слезы. Казалось, этот свет прожигает меня, как рентгеновские лучи, почти до боли. Я прижалась спиной к алтарю и вдруг увидела фигуру, запрыгивающую вверх по ступеням. Густав несся как мальчишка, я бы просто не успела его остановить. Хотя я не собиралась. Маг издал радостный вопль и влетел в бешено крутящуюся спираль. Она опутала его, как огромная радужная змея, сухое сгорбленное тело в черном плаще испарилось, став облачком искрящейся пыли, и та скоро исчезла без следа. Свет перестал быть слепящим, пришедший ему на смену сумрак показался мне кромешной тьмой. И это все?

Спираль Времени застыла, похожая на извивающуюся прозрачную сосульку. Не очень благозвучно сравнивать Время с сосулькой, но меня можно понять — не каждый день увидишь такое светопреставление. Только вот что теперь делать мне?

Я оглянулась на ребят и обнаружила, что они застыли без движения. Джастин, стоя на коленях, зажимал дыру в плече, а его лицо искажала трагическая гримаса. Рансу стискивал ладонь Хейке, во все глаза глядя на Врата, будто боясь упустить какую-нибудь мелкую деталь, а альв повернул голову в сторону Бьорна, взволнованный и взъерошенный, похожий на недоверчивого зверька. Бьорн стоял в уверенной позе, широко расставив ноги, по выражению его лица казалось, что происходящее его скорее забавляет. Как это на него похоже. Лоуренс щурился, прикрывая одной рукой глаза, а другой сжимая плечо Кая. А сам Кай… Я сморгнула слезы. Лемминкайнен смотрел на меня. Ресницы не дрожали, приоткрытые губы замерли вместе с так и не произнесенными словами.

Что он хотел сказать мне в тот момент, когда думал, что больше меня не увидит?

Я прижала ладонь к груди, чувствуя, как неровно и часто бьется сердце. Вторая я появилась незаметно и кивнула:

— Готова? Врата открыты, ты можешь уходить.

Она была спокойна. Ни один мускул не дрожал на расслабленном лице. Я ей завидовала, скорее всего, интерфейс не был способен чувствовать эту раздирающую боль в груди.

— Дай мне одну минуту, — попросила я. Взяла свою сумку, подошла к ступеням, спустилась до самой последней и остановилась в нерешительности. Так хотела прикоснуться к Каю в последний раз, но, сделав это, едва ли смогла бы уйти. Я закрыла глаза и, глубоко вздохнув, глухо спросила: — Куда мне идти?

Интерфейс махнула рукой, указывая на темнеющий впереди выход. Мне пришлось, затаив дыхание, пройти мимо застывших, как восковые куклы, друзей, мимо скорбящего Джастина, мимо Кая. Я не остановилась, не оглянулась. Дойдя до двери, провела по холодному камню кончиками пальцев.

— Я… Я люблю тебя, Кай. Если ты меня слышишь…

И вышла.

Мгновение мерзкой тошноты, черные искорки перед глазами, и вот уже в лицо ударяет волна раскаленного воздуха.

Я сильнее сжала ручку спортивной сумки, приготовившись защищаться. Однако никто не спешил нападать на меня, разве что только полосатая кошка, примостившаяся на покосившейся лавке времен Сталина. Над головой, чуть скрытое нависшими крышами многоэтажек, ярко светило полуденное солнце. Щебетали птички в густых ветвях отцветающих лип, где-то за домами гудели автомобили. Я открыла глаза, окинула двор мутным взглядом и, закинув сумку на плечо, побрела домой. Метров через пять остановилась, запрокинула голову и закричала. Я кричала и кричала, пока кто-то из жильцов не пригрозил мне полицией. А мне было все равно.

Я вернулась домой.

Сегодня мы пошли с Дашкой гулять в парк. После целого месяца мотаний по врачам, проверявшим мою наскоро выдуманную амнезию, общения с полицией и даже одного интервью для местной газеты мне хотелось только одного — просто выйти из дома и подышать свежим воздухом, чтобы никто не дергал меня и не пытался выяснить, что со мной произошло.

Вспоминать момент, когда на звонок открылась дверь нашей квартиры, до сих пор было больно. Я не могла говорить, просто повисла на маминой шее и расплакалась, как маленькая девочка. А она причитала, гладила меня по голове, но не проронила ни слезинки, она вообще никогда не плакала. И это было очень страшно.

Но месяц пролетел, я вновь втянулась в серую жизнь без приключений и магии. Последнюю жалко не было совсем — все равно волшебство мне не давалось. Дашка все пыталась расшевелить меня, и вот наконец-то у нее получилось. Я сопротивлялась как могла, но прежнего запала не было, я все делала будто бы через силу.

— Ой, слышала, там, говорят, кино какое-то снимают? И актер такой красивый, невероятно. Иностранец, наверное, какой-то. Не по-нашему что-то лопочет.

— Чушь не пори. Ты видела там камеры? А съемочную группу? Вот и помалкивай.