куклы и чтобы ей делали прическу. Нет, она никогда не дерется в школе. «Невозможно спорить с тучей врачей в белых халатах, – позже объясняла она. – Ты для них просто ребенок, у них мозги уже настроены по-своему».

Другие встречи с Мани очень пугали Бренду. Сколь бы обаятельно он ни выглядел на телевидении, в частной жизни Мани был сквернословом и зачастую просто вел себя вульгарно с пациентами. Он как бы невзначай спрашивал, любят ли они золотой дождь[69], и говорил о сексе в самых грубых выражениях («Вы когда-нибудь с кем-нибудь трахались? Хотите кого-нибудь трахнуть?»). Чтобы помочь Бренде социализироваться как женщине, он показывал ей изображения обнаженных детей, жестокие фотографии процесса деторождения и заверял, что у нее тоже будет «дырочка для детей» после следующей операции.

Самые возмутительные сессии, граничащие с криминалом, включали участие Бренды и Брайана. Мани требовал, чтобы они раздевались донага у него в кабинете (если не подчинялись, он их шлепал) и затем у него на глазах исследовали гениталии друг друга. (Рон и Джанет не имели об этом представления. Они доверяли доктору Мани.) Хуже того, Мани заставлял близнецов заниматься «репетициями секса», это было одним из его любимых процессов. Дети оставались в одежде, но Мани требовал, чтобы Бренда становилась на колени по-собачьи, а Брайан толкался пахом ей в зад. В иных случаях он заставлял Бренду ложиться навзничь, раскинув руки, а Брайана – садиться на нее сверху. Как минимум однажды Мани даже сфотографировал их за этим занятием.

Бренда быстро определила «такого просвещенного» Мани как извращенца. Она также не одобряла его пристального внимания к ее гениталиям. «В то время я была не совсем взрослой, – рассказывала она, – но догадалась, что эти люди должны быть очень мелкими, если полагают, что [гениталии] – это все, что меня интересует».

Мани не переставал хвастаться перед коллегами прогрессом Бренды. В научных статьях он утверждал, что никто не может заподозрить, что она родилась мальчиком, и даже рассуждал, какой сексапильной лапушкой она станет, когда вырастет. При всем при этом ему удавалось сохранять анонимность семьи, хотя он и продавал историю Бренды прессе, которая вовсю повторяла его доводы о несущественности биологии. Например, в 1973 году в «Тайм» написали, что так называемое дело близнецов «заставляет сомневаться в гипотезе о том, что важнейшие половые различия, как анатомические, так и психологические, неизменно закладываются генами при зачатии».

Мани был важной персоной и раньше, но на деле близнецов Реймеров превратился просто в звезду мирового масштаба. На основании его работ гендерно-корректирующая хирургия стала стандартной процедурой для младенцев с неоднозначными гениталиями и травмами гениталий. По всему миру их проводили до тысячи ежегодно. В каждом выступлении, в каждом интервью, в каждом появлении на телевидении – а их было немало – он ликовал по поводу того, как прекрасно себя чувствует Бренда как девочка.

Тем временем реальная Бренда стала задумываться о суициде. Где-то в средних классах школы она испытала пробуждение, сходное с тем, о чем рассказывают многие трансгендеры. Сначала она почувствовала, что чем-то отличается от других детей. Потом почувствовала отличие от представительниц своего предполагаемого пола – от девочек. Затем все сильнее стала чувствовать себя мальчиком. Не зная, какой пол был у нее при рождении, она не понимала, что с этим делать. В пубертатном периоде ее стали преследовать мысли о самоубийстве: «Я мысленно представляла себе веревку, свешивающуюся с балки».

Всем остальным членам семьи было не намного лучше. Проблемы Бренды занимали все мысли родителей, и Брайан, на которого давно уже не обращали внимания, стал срываться с катушек – заниматься кражами в магазинах и баловаться наркотиками. Друзья Брайана откровенно дали понять, что, если он тоже не хочет оказаться изгоем, ему лучше забыть про свою ненормальную сестричку. К стыду Брайана, в котором он признался позже, он так и сделал. Тем временем Рон скатывался в алкоголизм. Каждый вечер он возвращался домой после работы на лесопилке и утешал себя ящиком пива перед телевизором. Позже он перешел на виски. Затем с трудом поднимался утром и тащился на работу, чтобы вечером повторить то же самое. «После того как Бренде исполнилось лет семь, я понял, что это не работает. Но что мы могли сделать?» Джанет завела любовника, чтобы отомстить мужу (он перестал спать с ней). Когда Рон об этом узнал, она, сгорая от стыда, пыталась покончить с собой, наглотавшись снотворного. Позже у нее случилось несколько нервных срывов, она страдала нервическими припадками, при которых была не в состоянии отличить фантазии от реальности.

Но Джанет никогда не теряла веру в осуществимость идеи Мани. Как многие матери, всю вину за неудачи ребенка она возлагала на себя и после каждого провала удваивала усилия. Например, Мани когда-то порекомендовал, чтобы Бренда носила платья, и Джанет заставляла Бренду ходить в школу в платье каждый день, даже арктическими зимами, характерными для Виннипега (в конце концов вмешалась учительница). Мани также советовал, чтобы Рон и Джанет занимались сексом на глазах у близнецов. Джанет до этого не дошла, но стала ходить обнаженной на глазах у Бренды, чтобы приучить ее к виду женского тела.

По указаниям Мани Бренду в Виннипеге стали водить к психиатрам для облегчения адаптации. Они были посвящены в тайну неудачного обрезания и понимали, что все усилия по феминизации ребенка бесполезны. Но что им оставалось делать? Джон Мани был знаменитым сексологом, звездой телеэкранов. А они – лопухами из Манитобы. В психологическом плане они стали жертвами эмоциональной ловушки невозвратных потерь: мы уже вложили в это дело столько усилий, не бросать же! В целом они не обнаружили в себе сил изменить ход событий или воспротивиться Мани – точно такой же стиль слепого подчинения власти, который способствует процветанию неэтичного поведения.

Впрочем, оказалось, что власть Мани все-таки имеет границы. Странно, но хромосомы Бренды не подчинялись его новейшим теориям о несущественности биологии, и примерно в то же время, когда у мальчиков наступает пубертатный период, в организме стали происходить типичные для мальчиков изменения[70]: расширились плечи, налились и окрепли руки и шея, начал ломаться голос.

Летом 1977 года, когда Бренде исполнилось двенадцать, Мани попытался укротить ее организм, прописав таблетки эстрогена. Когда подозрительная Бренда поинтересовалась, для чего таблетки, отец пробормотал: «Чтобы ты могла носить лифчик». Бренда совершенно не хотела носить лифчик и стала выбрасывать таблетки в унитаз. Уловка не удалась, потому что таблетки, растворяясь, оставляли характерные красные следы, родители заметили и стали следить за тем, чтобы она их глотала. К собственному ужасу, Бренда вскоре заметила, что у нее начали