— Я буду носить перчатки, и всем своим скажу. Но все-таки постарайся как-то…ну…доказать существование Пустоты. Всем будет проще, — разочаровала меня подруга.

Дахху же уплыл, как сомнамбула, не прощаясь, двумя руками держась за горло. Я встревожилась: не придушит себя ненароком? С него станется!

Наконец, мы с Анте Давьером остались вдвоем.

Танцевальный зал утонул в тишине. Слабый зеленоватый свет аквариумов с осомой дивно сочетался с тьмой изумрудного леса, шелестящего за окном.

Я сложила руки на груди и подошла к панорамному окну. Город снаружи дышал мерно, мирно, как великан, спокойный и неторопливый, твердо верящий в благорасположение судьбы, безмятежно спящий средь заливных лугов. Где-то там, в нутре великана, разрасталась злокачественная опухоль, ловко укрывавшаяся от чужих взглядов. Но добряк не ждал подвоха и не помнил проблем…

— Она так борется, да? — наконец, я рискнула повернуться к Давьеру. — Она каким-то образом стирает человека целиком, вместе со всеми воспоминаниями о нем. Потому и Пустота?

Маньяк наполнял высокие тонкие фужеры вином, при свете осомы переливающимся, как яд. Ну да, не пропадать же добру… Давьер неспешно подошел, протянул мне напиток и тоже стал оглядывать набережную за окном.

Но там, где я любовалась, взгляд у него оставался жестким и цепким. Как у недовольного домовладельца, пришедшего инспектировать свои вверенные арендаторам квартиры.

— Боюсь, вы правы. Это объяснило бы то, что исследователь бросил эксперимент по изучению Пустоты… Я имею ввиду, во время моей первой встречи с этим существом. Сложно не бросить то, о чем не помнишь.

— Значит, они все умерли. Его подопытные, — резюмировала я. — Про живых заболевших ребята не забыли.

— Мне особенно понравилось, как их взгляды соскальзывали с заметок, где было фигурировало имя Кары. Будто им просто неинтересно, — Давьер хмыкнул и глотнул вина. — М, терпкое. Попробуете?

Я молча поставила бокал на пол. Еще чего.

Давьер открыл раздвижные двери и вышел на террасу. В залу незримой волной хлынул прохладный воздух, отдающий гнилыми водорослями, лилиями и далеким запахом дыма — видимо, студенты репетируют скорое солнцестояние, уже вовсе скачут через костры. Магические сферы уличных фонарей, оранжево-желтые, опутанные коваными листьями решеток, бросали узкие, длинные тени прохожих им под ноги, будто умоляли остаться в круге света, не идти вперед. Но тех манили черные пятна тьмы между фонарями — бархатные, волнительные, обещающие сладкую неизвестность.

— Чего она все-таки хочет? — я с внезапным отчаянием выкрикнула это в спину Давьеру и сразу смутилась собственного громкого голоса. Вышла вслед за маньяком и сказала уже гораздо тише — пусть думает, что кричала, чтобы он услышал: — Неужели просто… есть?

— Не знаю, — мрачно ответил Давьер. — Но ее в любом случае стоит убрать.

— А может, наоборот, прах с ней, с этой Пустотой? Из-за нее пока никто не умер. Кроме Кары. Вдруг она на самом деле безобидна? — я оперлась спиной на парапет. Поймав мой обнадеженный взгляд, маньяк расхохотался:

— Меня умиляет, как вы боитесь брать на себя ответственность. Не разбив яиц, омлет не сделаешь.

— Вы так всегда оправдываетесь? — с неприязнью бросила я.

Давьер неспешно глотнул еще вина, пожал плечами:

— Это к делу не относится. Что касается других смертей… Вполне может быть, что в Шолохе умер еще кто-то. Но о нем никто не помнит, поэтому жалоб нет.

Прах. А он ведь прав.

Маньяк продолжил, аристократично растягивая гласные:

— Меня заинтересовало наблюдение госпожи Андрис касательно искры. Если Пустота действительно боится ее, я бы хотел в этом убедиться.

— Каким образом? Если мы опять попробуем воздействовать на Пустоту, она просто убьет еще одного человека.

— Но нам не надо воздействовать на Пустоту. Мы будем воздействовать на саму искру. Это не прямое влияние, она не несет угрозы. Искра — объект в высшей степени нейтральный. С ее помощью нельзя бороться, причинять боль. Она не враг Пустоте. Формально.

Я задумалась.

— Вы уж поверьте моей теоретической базе, — присовокупил Давьер, видя, что я сомневаюсь. — Даю слово. Опосредованное воздействие на искру будет абсолютно безопасно.

Я покосилась на него. Ну да, ну да, невысока цена его слову. Проверить без опыта не получится. А если он окажется неправ и еще кто-то умрет — что ж, у нас в «дано» указано, что Давьеру глубоко наплевать на чужие жизни.

— Давайте просветим еще одного больного и посмотрим, как Пустота будет действовать, если искра разгорится, — продолжал настаивать Давьер. — Вдруг большого увеличения искры хватит для того, чтобы Пустота сама решила уйти?

— А искра что, может увеличиться? — обалдела я.

Давьер смерил меня уничижительным взглядом:

— Конечно. Она увеличивается каждый раз, как вы испытываете чувство любви, благодарности, надежды, гордости, вдохновения или любую другую сильную, положительную эмоцию. И уменьшается, когда вас ничего не трогает. Поэтому страстные люди живут гораздо дольше равнодушных при прочих равных показателях. Искра накачивается, как мышца.

— И как мы заставим чужих людей испытывать все это, интересно? Мы же их не знаем.

— Так зачем вам чужие. Пустите Пустоту в себя, — Давьер поставил бокал на парапет. Я вздрогнула и резко повернулась к нему, рукавом задела фужер. Он улетел в темноту набережной, со звоном разбился, и чей-то недовольный вопль возвестил нам с Давьером, что мы «совсем обнаглели, богачи пепловы».

— Да вы совсем обнаглели! — послушно повторила я вслед за незнакомым прохожим. Правда, уже только одному объекту.

Тот лишь плечами пожал:

— Унни вас оберегает, Тинави. И будет оберегать. Но вы можете попросить ее отступить на какое-то время, чтобы Пустота зашла.

— Зашла на огонек, ага… — под нос буркнула я.

— Мы опробуем идею с искрой, а, если не получится, вы попросите энергию бытия выдавить Пустоту обратно.

— Почему вы так уверены, что это сработает?

Он оскалился, в смысле, улыбнулся:

— Но почему бы не попробовать? Какая разница — вы или кто-то другой? Вы хотя бы будете в курсе происходящего, в отличии от бедных, несчастных, ни в чем не повинных граждан, о которых так сочно горюет господин Дахху, — язвительно закончил он.

Офигеть.

Какая разница, говорит.

И тут я замерла.

А и впрямь. Какая разница? Если вдуматься, у меня действительно больше шансов выжить после столкновения с Пустотой, раз на моей стороне играет унни. Да и моя эмоциональная неуравновешенность, в кои-то веки, пригодится. Мне палец покажи — расхохочусь. Пустота с таким еще не встречалась. Рванет прочь из моего тела, так, что только пятки засверкают. Или пуповины, что у нее там из органов?