Впереди, напротив двери, возвышалась на небольшом подиуме сложенная из камня широкая барная стойка, перед которой стояли пять-шесть похожих на барабаны круглых стульев, а на заднем, зеркальном фоне невысокие стеллажи были заполнены множеством разнообразных сосудов.

Мягко ступая по ковровой дорожке, Крысолов неспешно прошел между двумя рядами столиков и оказался у стойки. Осмотревшись по сторонам, он наклонился через нее, осветил фонариком пустые ящики, кассовый аппарат, аккуратно выставленные в ряд пивные кружки, стопки и стаканы на подносах, затем положил на мраморную поверхность свой автомат и, подняв планку, открывающую проход к таинствам стойки, оказался на месте бармена.

— Ну, чего желаете, господа? — накинув себе на предплечье серое от пыли полотенце, изобразил бармена Крысолов.

— Покрепче чего-нибудь, — потирая руки, буравил взглядом содержимое стеллажей Секач.

Кирилл Валериевич оглянулся назад, взял с зеркальной полки закупоренную бутылку коньяка, посмотрел на этикетку.

— Подойдет?

— А русской у вас часом нет? — осторожно поинтересовался Секач, усаживаясь на барабанообразный стул и так же выкладывая свой автомат на гладкую мраморную поверхность.

— А это какая? — удивленно посмотрел на бутылку Крысолов.

— Армянская, — словно бы удивляясь тому, что Кирилл этого не знает, ответил Секач.

— Тю ты, русская, армянская, перебирай мне еще тут.

Лек подкрутил светильник на среднюю мощность — не дай Бог, чтоб какой угол в зале остался темным, и повесил его на пустой держатель для фужеров над головой у Секача. Затем влез рядом с ним на кресло и положил руки на стойку.

— А я — что нальют, — сказал он, отметив, что большая часть бутылок на витрине либо пустые, либо в них находится желтое, непрозрачное желе, совсем не похожее на спирт.

— Вот это наш человек! — обрадовался Крысолов и подобрал под прилавком штопор. — А то русскую ему, видишь ли, подавай.

Прежде чем выбрасывать с характерным хлопком выдернутую из горлышка пропитанную коньячными парами пробку, Крысолов поднес ее к ноздрям, и, закрыв от наслаждения глаза, занюхнул. Но потом, заметив взгляды готовых его задушить друзей, поспешил достать три рюмки и тщательно протереть их полотенцем. Секач с Леком следили за движениями рук Крысолова, как следят первокурсники за инструктором, проводящим разборку оружия — внимательно, стараясь не упустить из виду ни одной, даже самой мелкой детали.

Кирилл Валериевич филигранными движениями рук, расчетливо, дабы ни одна капля даром не упала на пыльную плиту, наполнил рюмки коньяком.

— За ребят, которые в пути, — подняв свою стопку, громко выдохнул он, — за наших товарищей.

— За товарищей, — в один голос подхватили сталкеры.

И вместе опрокинули внутрь себя ореховобурую жидкость. Как один занюхали рукавом, молодой прослезился, переглянулись.

— Ну что? — перевел взгляд с одного на второго Крысолов.

— Хорошо, — кивнул Лек.

— Градусов, правда, убавилось, но ничего, — прищурившись, ответил Секач, а потом, причмокнув: — Хотя не распробовал еще.

Поняв намек, Крысолов не стал дожидаться пока во рту остынет, и сразу налил еще по одной.

— За нас, — сказал он, и первым осушил свою рюмку. Сталкеры незамедлительно последовали его примеру, и спустя минут десять коньяк в бутылке плескался на дне.

— Ну, блин, вот где они? — оглянувшись в откытое окно, сказал Секач. — Да за это время уже сто раз можно было с того Яготина приехать.

— Не беспокойся, Сергей, приедут. Мало ли там что, — подавляя и в себе тревогу, как можно спокойнее ответил Крысолов. — Да и Стахов осторожный очень, быстро ехать не будет.

— А сколько пути мы уже прошли? — спросил Лек. Веко его единственного глаза опускалось и поднималось медленнее обычного, а взгляд вроде бы и направлен был на Крысолова, но все же смотрел куда-то мимо него. — До Харькова еще долго?

Крысолов пошарил у себя за пазухой и вытянул из внутреннего костюма бережно сложенную вчетверо карту, развернул ее и разложил на столе.

— Треть, — сказал он и постучал пальцем по маленькому серому многоугольнику, над которым было написано «Пирятин». — Мы здесь, — затем провел пальцем по извилистой линии и остановился на другом многоугольнике — большом, желтом, к которому примыкали много таких же линий с разных направлений. — Харьков здесь. Еще три-четыре ночи ходу.

Рассеянным взглядом Лек оглядел красную линию дороги, имеющей контур серпа, и почему-то подумал, что этот путь им не пройти никогда. Потом отмахнулся от этой мысли, как от налетевшего на лицо бабьего лет, и продолжил посягать азы топографии.

Судя по карте, после Пирятина дорога резко уходила вниз, так как если бы Пирятин был той точкой на серпе, где рукоять переходила в лезвие. Следующим населенным пунктом по ходу наклонной были Лубны. На карте город выглядел побольше маленького Пирятина, вокруг него даже была пропущена окружная — трасса, которой мог похвастать далеко не каждый районный центр. Потом стремительный спуск красной линии автодороги пролег через маленький городок Хорол, затем выравнивался, поддевая собой желтое пятно под названием «Полтава», и степенно превращался в подъем, взмывая вверх и упираясь на самом пике в Харьков.

— И сколько до Лубнов? — поинтересовался Лек, застывшим взглядом всматриваясь в карту.

— До Лубнов? — вскинул бровь Крысолов. — Шестьдесят. От Лубнов до Хорола — сорок пять, до Полтавы тогда примерно сто тридцать пять останется. А уже от Полтавы самый длинный перелет — сто восемьдесят километров фактически без населенных пунктов, — заученными наизусть словами и цифрами ответил Крысолов. — Там и Харьков.

— Но ведь мы не проедем за ночь сто восемьдесят километров?

— Будет видно по загруженности магистрали, — втянув голову в шею, ответил Крысолов. — Если не будем успевать, отступим от основного маршрута. Не ссы, малой, не пропадешь, — заверил его Крысолов, еще не догадываясь, что одного члена экипажа с ними уже нет.

— Ладно. Я пойду это… — неопределенным движением руки Лек указал куда-то за барную стойку. –

— Давай, давай, привередник, — по-дружески хлопнул его по плечу Секач. — Хочешь культурно, значится — на унитаз?

— Да нет, просто на улицу высовываться как-то не особо…

— Только не задерживайся там, ладно? — наклонившись над стойкой, сказал ему вслед Крысолов и посмотрел на Секача. — Так, парню больше не наливать.

— А я что? — округлил глаза Секач. — Это ж ты наливаешь. Коньячок хороший, хоть и в градусах немного потерял. И чего ты стоишь, ждешь? Что, больше ничего налить нет?

Крысолов хохотнул и как-то украдкой потянул с зеркальной полки вторую бутылку армянского коньяка.

— Для хороших людей всегда найдется, — с хитрой улыбкой на лице ответил он, и снова ввинтил в пробку блестящую спираль штопора.