Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какой будет атака Бейкера? Очевидная? Он назовет их с Биглом голливудскими пустышками. Фривольными киношниками, которым нельзя доверять государственные дела? Им нельзя доверять реальность? Кравиц улыбнулся. Он вспомнил свою любимую цитату из Сунь-Цзы: «Война есть не что иное, как ложь». Сможет ли он противостоять возражениям Бейкера? Только глупый человек вступает в спор. Умный маневрирует так, чтобы в стычке не было необходимости. Представьте себе, что вы прыгаете вверх и вниз со словами: «Мы серьезные люди, отнеситесь к нам серьезно». Отмахиваться от такого обвинения – значит подтвердить его. Остаться беззащитными. Пусть Бейкер нападет и осознает, что ответного удара не будет.
Наконец ему пришла в голову строчка из Сунь-Цзы, которая описывала эту ситуацию. Как только он понял, ему все стало до комичного очевидным. Он заслуживал пощечины от мастера дзен, ведь это было самое первое предложение книги: «Военные дела имеют величайшее значение для страны, ибо от них зависит жизнь или смерть, выживание или уничтожение».
– Господин президент, – сказал Дэвид Кравиц, – в войне закалялись великие лидеры Америки: Дуайт Эйзенхауэр, Гарри Трумэн, Джек Кеннеди и вы, сэр. В победоносной войне. Но теперь у нас есть проблема. Где нам брать завтрашних лидеров?
«Смотрите, мистер Бейкер, – сказал про себя Кравиц, – я занимаю высокую позицию».
– Из поколения Вьетнама? Я не хочу говорить ничего плохого о ребятах, которые там воевали, были ранены и погибли за нас. Поверьте, я чту их память. Но что они испытали? Поражение. Они испытали поражение. Это доводит разум до ужасного состояния. Что они скажут, когда возникнет конфронтация? Они скажут: вспомните Вьетнам. Мы не можем идти на войну. Мы проиграем. Нам лучше отступить. Они так и говорят. Сукины дети из Конгресса говорили вам это по поводу Гренады, Панамы, Ливии, Ливана. Хор неудачников. Мы не хотим, чтобы это превратилось в еще один Вьетнам. Я бы никогда не сказал, что эти люди – трусы по своей природе. Они реагируют на события, исходя из собственного опыта…
– Ну, я не соглашусь, – сказал Бейкер, – на тот счет, что у Америки закончились лидеры.
«Ох, мистер Бейкер, – подумал Кравиц, – я только что вложил деньги в холмы вокруг ваших флангов, а вы даже не знали, что они там есть».
Он сказал, обращаясь к ним обоим:
– Вы ведь из Техаса. Если бы вашего сына сбросила лошадь, что бы вы ему велели делать? Вы бы сказали ему полезать обратно. А если бы он ответил: «Нет, папа, не надо мне кататься на лошади, я лучше буду танцевать балет»? Вы бы сделали все, чтобы этот мальчик снова сел на лошадь. Я уверен в этом.
Вы нужны Америке, господин президент. Вы нужны Америке, чтобы помочь ей снова сесть на лошадь. Чтобы снова влезть в седло и поскакать во весь опор.
Не слишком ли он заврался? Нет, тут завраться было попросту невозможно.
«Мистер Бейкер, – подумал Кравиц, – вот оно. Я покажу вам, где я установил свою артиллерию».
– Я читал записку Ли, мы все ее читали. Я хочу сказать вам кое-что: я ничего из этого не стал бы делать ради выборов. Точка. Я не стал бы рисковать ни одним американским мальчишкой, сражающимся на чужом берегу, ради чьих-либо перевыборов. И я уверен, господин президент, что и вы бы не стали. Я знаю ваш послужной список, вы были там, вы все понимаете и вы – честный человек.
«Елки-палки, этот еврейский ублюдок взялся давить на жалость», – подумал Бейкер[109].
– Но дело не в этом, – сказал Кравиц. Если он и прочитал мысли Бейкера, то, похоже, не возражал. – Америке нужна война, чтобы помнить, что такое победа. Следующее поколение лидеров должно пройти испытание в бою, победить и идти дальше с уверенностью и гордостью. Если вы сядете за покерный стол, и все игроки в покер поймут, что вы боитесь идти до конца, они будут выбивать из вас банк за банком и разденут вас до трусов. Люди, которые противостояли Советскому Союзу – самой опасной военной державе, которую когда-либо знал мир, ядерной державе, – были людьми, победившими в войне. Что произойдет, если после вас мы получим еще одного Джимми Картера? Это будет Америка, которая уступает всем и каждому – Аятолле, южноамериканским наркоторговцам и гангстерам, Каддафи.
Господин президент, меня пугает то, что в поколении после вас мы увидим возвращение «умиротворения». Вы должны спасти нас, господин президент.
– Изворотливее, чем оленьи кишки на дверной ручке, – сказал Бейкер. Ему нравилось время от времени говорить по-техасски – словно так он становился ближе к народу. Но на самом деле его слова звучали уважительно. Он знал – если только Кравиц и Бигл безнадежно не испортят остальную часть презентации – что это предложение перестало быть столь саморазрушительным. Записка Ли Этуотера в очередной раз отстояла свое право на жизнь. Был ли на самом деле этот блестящий политический ход более важным, чем казалось, или это лишь наполеоновские бредни?
Глава тридцать девятая
Пришло время сюжета. Кравиц передал слово Биглу, который изложил историю очень просто, как будто сидел в ресторане «Спаго» с каким-нибудь продюсером, который шатался между четырех углов продюсерской жизни: Валиум, кокаин, неослабевающая уверенность в том, что он потеряет работу, если не примет решение в ближайшее время, и ноющее чувство, что любое решение, которое он примет, будет стоить ему работы.
История была такова:
Мы начинаем с ВТОРЖЕНИЯ. Внезапного. Неожиданного. Неспровоцированного. Танки пересекают неохраняемую границу. Этому нет оправдания ни в морали, ни в международном праве. Захватчики – грубые люди. Они совершают УБИЙСТВА, убивают женщин и детей, крадут имущество. Их лидер – это ГИТЛЕР. Новый Гитлер.
В последние годы нескольких человек называли Гитлерами. Но они действовали только в своих странах. Этот парень – другой, он стремится завоевывать. Это вторжение – только начало.
Когда-то мы бы не сразу поняли это, мы бы сказали: «А нам-то что?» Мы бы сидели и ждали, пока не разбомбят Перл-Харбор. Но не сейчас. Потому что у нас есть ЛИДЕР, который извлек уроки из истории. Если бы мы остановили Гитлера в Чехословакии, а Японию в Маньчжурии, мировой войны