Трент снова уселся за работу. Временами, когда он взадумчивости приостанавливался, его авторучка начинала следовать барабанномуритму. Судя по всему, этот диск был одним из самых его любимых. Пока деньтянулся дальше, я то засыпала, то опять просыпалась, умиротворенная мягкимрокотом барабанов и музыкальными шепотками. Периодические телефонные звонкизаставляли приятный голос Трента мелодично опускаться и -подниматься. Получалсяпредельно успокоительный звук. Я в/друг поняла, что с нетерпением ожидаюочередного телефонного звонка, лишь бы снова его услышать.

Наконец какой-то шум-гам в коридоре резко меня пробудил.

— Я сам знаю, где кабинет, — прогудел излишне самоуверенныйголос, напоминая мне манеры самых надменных профессоров.

Последовал едва слышный упрек от Сары Джейн, и Трентвстретил мой вопросительный взгляд.

— Будь оно все проклято, — пробормотал он, и в уголках еговыразительных глаз собрались недовольные морщинки. — Я же сказал ему прислатького-нибудь из своих сотрудников. — Затем Трент с необычной для негопоспешностью принялся рыться в ящике стола. От этого грохота я окончательнопроснулась и заморгала, спешно проясняя зрение. Трент тем временем направилпульт на проигрыватель. Свирели и барабаны умолкли. Затем он со смиренным видомшвырнул пульт в ящик стола. Не будь я уверена в обратном, я бы подумала, чтоТренту нравится проводить свой рабочий день в компании, так сказать, существа, передкоторым ему не требовалось прикидываться кем угодно, кроме самого себя. Кем быон ни был. К примеру, от его гнева на Фрэнсиса мой страхомер аж зашкалило.

Сара Джейн тактично постучала, затем вошла.

— Здесь мистер Фарис, мистер Каламак. Он хочет вас видеть.

Трент медленно перевел дух. Вид у него было недовольный.

— Давайте его сюда.

— Слушаюсь, сэр. — Оставив дверь открытой, Сара Джейнзащелкала каблучками обратно в коридор. Вскоре она вернулась в сопровождениигрузного мужчины в темно-сером лабораторном халате. Рядом с миниатюрнойженщиной мужчина смотрелся сущим колоссом. Тревожно щуря глаза, Сара Джейнвышла из кабинета.

— Не сказал бы, что мне нравится ваша новая секретарша, —проворчал Фарис, когда дверь закрылась. — Сара ее зовут?

Трент встал из-за стола и протянул грузному мужчине руку.Его отвращение было надежно спрятано под совершенно искренней на вид улыбкой.

— Добрый день, Фарис. Спасибо, что так скоро пришли. Делосовершенно незначительное. Один из ваших сотрудников вполне бы подошел. Надеюсь,я не слишком помешал вашим исследованиям?

— Совсем не помешали. Я всегда рад на солнце выбраться. —Здоровяк пыхтел, как ключиком заведенный.

Затем Фарис с такой силой сжал укусы, которыми я вчеранаградила Каламака, что улыбка Трента застыла у него на физиономии. Дальшетяжеленный мужчина так уверенно вклинился в кресло напротив стола Трента, какбудто это была его личная собственность. Когда он задрал лодыжку на колено,полы лабораторного халата разошлись, демонстрируя просторные слаксы и блестящиеботинки. На отвороте халата бросалось в глаза темное пятно. От Фариса веялозапахом какого-то дезинфицирующего средства, который почти скрывал ароматкрасного дерева. Старые оспины испещряли кожу у него на щеках и мясистых ладонях.

Вернувшись к себе за стол, Трент откинулся на спинку кресла,пряча перевязанную ладонь под здоровой. Последовала безмолвная пауза.

— Итак, что вам нужно? — наконец пророкотал Фарис.

Мне показалось, что по лицу Трента пробежала вспышка досады.

— Вы, как обычно, прямы, — сказал он. — Можете ли вы мнечто-то об этом сказать?

Трент указал на меня, и я затаила дыхание. Невзирая напо-прежнему досаждающую мне болезненную скованность, я в темпе залезла в свойдомик. Фарис со стоном выбрался из кресла, и острый запах красного деревабуквально обрушился на меня, когда он подошел ближе.

— Так-так, — сказал он. — Ну ты и дурочка.

Я раздраженно заглянула в его темные глаза, почти затерянныесреди кожистых складок. Трент обошел вокруг стола и присел на него спереди.

— Знаете ее? — спросил он.

— Лично? Нет. — Толстым пальцем Фарис слегка щелкнул попрутьям моей клетки.

— Полегче! — крикнула я из своего домика. — Вы тут меня ужедо предела достали.

— Заткнись, ты, — презрительно отозвался Фарис. — Онаведьма, — продолжил он затем с таким видом, как будто меня вообще несуществовало. — Просто держите ее подальше от вашего аквариума с морской водой,и она не сможет трансформироваться обратно. Это очень мощный заговор. У неедолжна быть поддержка крупной организации, ибо только организация может себетакое позволить. А еще она дурочка.

Последнее имело ко мне слишком уж прямое отношение, и я струдом удержалась от того, чтобы швырнуть в хама шариком «вискаса».

— Это еще почему? — Трент пошел порыться в нижнем ящикесвоего стола. Слышалось позвякивание свинцового хрусталя, пока он наливал дверюмки того сорокалетнего виски.

— Трансформация— сложное искусство. Приходится пользоватьсяскорее зельями, чем амулетами, а это означает, что вы готовите целое варевовсего для одной оказии. Все остатки выбрасываются. Очень дорого. Одно лишьприготовление зелья стоит целого жалованья вашего библиотекаря. А если продатьзаговор, вам хватит для персонала небольшой конторы по страхованиюответственности.

— Сложно, говорите? — Трент вручил Фарису рюмку. — А высмогли бы сделать такой заговор?

— Если бы у меня был рецепт, — ответил здоровяк, раздуваямогучую грудь. Его гордости явно был нанесен урон. — Он очень старый. Пожалуй,еще допромышленный. Я не могу понять, кто сделал этот заговор. — Глубоковтягивая в себя воздух, он наклонился поближе к клетке. — К счастью для тоговедьмака. Иначе я мог бы лишить его всей библиотеки.

«Этот разговор, — подумала я, — уже становится весьмаинтересен».

— Значит, вы не считаете, что она сама его сделала? —спросил Трент. Затем он снова присел на краешек стола, выглядя невероятностройным и подтянутым рядом с Фарисом.

Грузный мужчина отрицательно помотал головой и снова уселсяв кресло. Рюмки виски в его толстой лапище было почти не видно.

— Жизнью могу поклясться. Нельзя быть такой умной, чтобыкомпетентно сработать подобный заговор, и в то же время такой тупой, чтобы датьсебя поймать. Полная чушь.

— Возможно, она была слишком нетерпелива, — предположилТрент, и Фарис громко расхохотался. Я аж подскочила в своем домике, закрываялапками уши.

— Ну да, — выдохнул Фарис между приступами дурацкого гогота.— Точно. Она была слишком нетерпелива. Мне это нравится.

Мне показалось, что обычный светский лоск Трента сталпредельно тонким, когда он вернулся к себе за стол