Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Доброго утра, джентльмены! Бобра вам, бабла и позитивчика! – пожелал Филат Бранибору и Бранимиру и, не дожидаясь лифта, помчался на девятый этаж по лестнице.
Ева едва за ним поспевала.
– Ты хоть понимаешь, что тащишь Груню на себе? – поинтересовалась она.
– Само собой! – кивнул стожар. – Я же говорил, что он не ест тех, кого любит! О! «Руки» – «приручился»! Впервые обнаружил связь между словами!
На девятом этаже на лестнице сидела маленькая круглая девочка и ела сливочное масло, откусывая его прямо от пачки. На Еву и стожара девочка уставилась без удивления. Ну маги и маги. Ну протоплазмий и протоплазмий. Это всё абстракции, а вот масло – это уже нечто конкретное.
– Как тебя зовут? – спросил стожар.
– Одежда! – подумав, вспомнила девочка.
– Как?
– Одежда! – повторила девочка.
– Надежда её зовут! – перевела Ева.
Девочка Одежда кивнула и ещё раз откусила от сливочного масла. Ева со стожаром попрощались с ней и прошли сквозь стену. Одежда почесала нос фольгой и опять откусила от масла.
Внутри ВСЕСТРАМАГа всё бегало и суетилось. Авксентий Шестак восседал за конторкой и одними бровями повелевал целой армией деревяшей. Деревяши перебегали с места на место, активно имитируя деятельность. Один из деревяшей под шумок ухитрился присосаться к лейке с удобрениями и теперь порывался выкрикнуть начальнику нечто обидное. Прочие деревяши оттаскивали товарища, пытаясь спрятать его в прачечной.
– Я ему устрою сокодвижение! Выведу его на чистые корни! Он мне весь фотосинтез заел! Кукольные глазки! Кровавый зуб он! Мышецвет китайский! Вот кто он такой! – орал утаскиваемый деревяш.
– А что за «кукольные глазки»? – спросила Ева у стожара.
– Ядовитые растения, похожие на глаза на стебельках. Люди обзывают друг друга «собакой», «свиньёй», «бараном» (заметь, что всё это млекопитающие!). А у деревяшей есть свои растения-изгои. «Кровавый зуб», «кукольные глазки» и так далее. Хотел бы я узнать, как ругаются элементали воздуха! Должно быть, что-то типа «Ах ты грозовая тучка! Иди поплачь дождём!» – «От мокрого облака слышу! Лети отсюда с попутным ветром, пока я тебе атмосферный фронт не устроила!»
В суете на Еву и стожара никто не обратил ни малейшего внимания. Они ступили на мраморные ступени, и лестница подняла их на ВИП-этаж. Первым, кого они там встретили, был Нахаба. Он размахивал деревянной тростью с головой грифа и кричал на Мальвину и Любору:
– Я приказал вам установить скрытое наружное наблюдение, а вы что сделали?!
– Так точно! Мы его установили! – возражала Мальвина.
– И снабдили всех оружием с одинаковыми мороками?
Мальвина, как чадо семьи военных, умела понимать, когда спорить не стоит:
– Так точно! Исправимся! Виноваты, товарищ главпорыж!
Нахаба несколько секунд сверлил её взглядом, а потом начал постепенно сдуваться. И почти успокоился уже, но тут встрял Пьеро:
– Ну, во‐первых, табельные искромёты поставляются с завода с одинаковыми мороками. У нас элементарно не было времени переколдовать все мороки на пятый класс защиты, а третий – это для Пламмеля вообще не уровень.
Товарищ главпорыж, как и все начальники, терпеть не мог, когда ему лечат мозг.
– Молчать! Я тебя научу служить! В тундру загоню медведей пасти! В курятнике у меня мандрагоры будешь высиживать! – взревел он.
– Мандрагора, товарищ главпорыж, это многолетнее травянистое растение семейства паслёновых. В курятниках не высиживается. Типичный эукариот-эндомембранник. Само собой, промежуточник, вроде деревяшей или того же баранца! – назидательно заявил Пьеро.
Нахаба вздрогнул и принялся раздуваться как жаба, в которую вставили кислородный шланг. Однако, прежде чем произошёл взрыв, Пьеро зажмурился и скороговоркой произнёс:
Нахаба обмяк. Пьеро и Мальвина подхватили его под руки и бережно усадили на стульчик. Невер Невзорович счастливо улыбался, но реакция у него была замедленная. Если показать ему пальчик сейчас, смеяться он начинал только через минуту, когда пальчики уже давно исчезли из эфира.
– Пойду проверю вооружение! – торопливо сказала Любора и, не дожидаясь, пока её слова дойдут до замедленного сознания товарища главпорыжа, отбежала в сторону. Вот только вооружение проверять не стала, а подхватила под локти Филата и Еву и утащила их в сторонку. На плече у стожара, свесив короткие ножки, подпрыгивал малютка Груня. Работать мешком с картошкой ему поднадоело, а так и сидеть удобно, и видно далеко.
– Ты ку-ку или совсем ко-ко? Протоплазмия так таскаешь!.. А если он тебя сожрёт? – спросила Любора.
– Он меня любит, – покачал головой стожар.
– Одно другому не мешает. Я шоколадки тоже люблю, но не думаю, что им от этого легче… Впрочем, я сама такая… Когда у меня газовая печечка гаснет, я её прикуриваю фитилём от динамита! – сказала Любора и вздохнула.
За торговым магоматом два деревяша, прихлёбывая удобрения, выщипывали друг другу почки на носах. Спугнутые Люборой, они унеслись, делая скачки по три-четыре метра.
– Сильные у них ножки! – восхитилась Любора. – А про почки – тут такое дело! Если деревяш не будет регулярно ощипываться, он за короткое время так обрастёт молодыми побегами, что его будут путать с деревом!
– Откуда вы здесь взялись? – переключая её внимание с деревяшей, спросил Филат.
– Шесть часов назад один из наших магентов сумел выследить Пламмеля. Где-то они с Белавой засветились. Да и Фазаноль где-то здесь. Наш отряд прибыл сюда для его задержания. К сожалению, Нахаба дико мешает! Ему бы только руководнуть!
– Дохлый хмырь! И где они? На Гороховой? – спросил Филат наивно.
Ева хотела напомнить, что они видели Пламмеля совсем не на Гороховой, но стожар ласково взял её за руку и стал водить по запястью ногтем. Прежде чем Ева поняла, чем вызвана эта нежность, она обнаружила, что не может даже пошевелить языком. Руну какую-то начертил, хитрюга!
– Нет, – ответила Любора. – Не на Гороховой. Гороховая была у нас надёжно оцеплена. Но сейчас все силы переброшены к флигелю дома чернокнижника на объездной дороге! Кстати, ваши Бермята и Настасья уже там!
* * *
Первыми в фуру с бычьим глазом вскочили Бранибор, Бранимир, Браниполк и Бранислав. За ними на костылях погрузился Бонифаций. Маг первого натиска охал и пыхтел. Когда он наконец опустился на стульчик, по лицу его разлилось выражение счастья и покоя.
– Может, не стоило его с собой брать? – тихо спросила Ева.