Шеф резко посерьезнел, даже напрягся чуть-чуть и потянулся к поющей на краешке стола трубке.

– Прости, розочка, я сейчас, – ласково прошептали мне. А в трубку было сказано совершенно иным, предельно суровым тоном: – Вознесенский.

Случись такое минут десять назад, я бы непременно воспользовалась ситуацией, чтобы сбежать на рабочее место. Но после стремительного танго его пальцев трудового энтузиазма поубавилось. Теперь хотелось горячих губ, щекотного шепота в ушко, наглого расстегивания трех пуговиц жакета и… и пропади оно, это ООО «С.К.Р.», пропадом.

Но чем дольше длился разговор, тем ясней становилось – расстегнутых пуговиц не будет. Кажется, Глеба вообще украсть хотят. Не то на совещание какое-то сманить, не то на проверку.

– Не приеду! – развеял мои опасения брюнет. – Сами разбирайтесь.

А спустя десяток секунд:

– Что значит не можете? Вы следователи или кто?

А еще через миг совсем жутким голосом:

– Вот и разбирайтесь!

На том конце гипотетического провода что-то затараторили, и Глеб чуточку смягчился.

– Я попробую убедить лигу тринадцати созвать вожаков стай. Но чтобы говорить с вожаками, мне нужны доказательства, понимаете? Мне нужны зафиксированные и оформленные по всем правилам протоколы.

Собеседник высшего инкуба сказал еще пару слов и отключился.

От романтического тумана, застилавшего сознание, и следа не осталось. Демон, впрочем, тоже настрой растерял. Он хмурился. А рука, возлежавшая на моих вторых девяносто, словно окаменела.

– Что случилось?

– Да так… – отмахнулся брюнет.

– Что-то насчет оборотней? – не сдавалась я.

Зеленоглазое начальство кокетничать не стало, играть в секретность – тоже.

– Мы проверяем информацию насчет временных меток, – сказал Глеб. – И это довольно сложно, если учесть, что метка видна только в момент зова. Ребята уже прошерстили контакты стаи Катрин, но активировать метки, чтобы зафиксировать улики, не могут. Сейчас будут проверять другие стаи, искать меченых людей и провоцировать оборотней на активацию.

При этих словах по спине легкий морозец побежал – уж слишком хорошо помню, на что способен человек с активированной меткой.

– Людей будут страховать, – словно услышав мои мысли, пояснил Глеб. – Никто не пострадает… скорее всего.

– А как их будут искать, если метка только в момент зова видна?

– Как-как… – проворчал инкуб. – Логически. Основной упор на подруг и любовниц – там, как понимаю, вероятность постановки метки выше. Да и вычислить их проще – по частоте телефонных звонков и эсэмэс. Плюс свидетели – родители и подруги обычно в курсе любовных привязанностей, верно?

Ну да, есть такое.

– Крис? Почему хмуримся?

– Ну… просто сложно это все. Тебе ведь сам факт подтвердить нужно, я правильно поняла? – Шеф кивнул, а я продолжила: – Так заставь стаю Катрин дать показания, а я как свидетель выступлю, и все, никаких рисков. И следователей напрягать не надо.

– Ты в этом деле не участвуешь, – заявил инкуб. – Это первое. Второе – Крис, мы, конечно, не люди, но и у нас бюрократические заморочки есть. Для того чтобы поднять вопрос, нам нужны запротоколированные доказательства. Понимаешь?

Уф! Час от часу не легче.

Брюнет, наконец-таки, отпустил. Я встала, нехотя вдела ногу в туфлю, но возвращаться на рабочее место не спешила. Просто у меня еще один вопрос имелся, как раз по теме.

– Глеб, а как так получилось, что Шасова метка сработала? Ведь в тот момент, когда он ее ставил, я не здесь, а в измененной реальности была. То есть оборотень меня не кусал, или… кусал не меня?

Зеленоглазый совсем посуровел.

– Начнем с того, что реальность, вообще-то, одна и та же. Речь о двух разных ее состояниях – естественном и искусственном. Ведь вода не перестает быть водой, если ее заморозить и превратить в лед? Так и здесь.

– Что ты хочешь этим сказать? – нахмурилась я.

– Что никакой второй Крис не было. Все, что происходило, – происходило с тобой. – Глеб шумно вздохнул, признался с заметной неохотой: – В идеале, при возврате реальности к естественному состоянию, ты должна была забыть все, что случилось в той, грубо говоря, другой реальности. Забыть, потому что всего этого не было.

– Но ведь было…

– С точки зрения настоящей реальности – нет, – отрезал инкуб. – В настоящей реальности ты меня не встречала – просто не могла встретить, а значит, и воспоминаний обо мне быть не может. Без прошлого нет настоящего, и воспоминаний, как понимаешь, тоже. Тот факт, что ты сохранила память, – нонсенс.

Глеб одарил очень хмурым взглядом.

– Но память, психика – материя тонкая, и именно этим я объясняю сбой. Физика грубей, с ней не поиграешь. Реальность вернулась в прежнее состояние, события, которые происходили, которые должны были произойти в настоящем, случились. И физика на них отреагировала. Физика всегда реагирует, понимаешь?

Ну… ну разве что чуть-чуть.

– Крис, если бы в ту неделю ты сломала руку, поверь, ты бы очнулась с переломом.

– То есть Шас меня все-таки кусал?

– Да. Укус был, следовательно, в твоем теле проявились его последствия. Это закономерно, это нормально.

Лично я ничего нормального тут не видела, равно как и в том, что оборотни временными метками балуются, ну да ладно.

– А ты? Ну то есть… то есть события с твоим участием?

– Что ты имеешь в виду?

– Близость, – помедлив, сказала я. Просто назвать наши отношения банальным словом «секс» язык не повернулся.

Глеб поджал губы. В том, что разговор не доставляет инкубу никакого удовольствия, сомнений никаких.

– Событий с моим участием, как понимаешь, в настоящем не было. И… – Демон запнулся, шумно вздохнул и только потом сказал: – Крис, это нормально, что твое тело забыло.

Уф! Вот почему у меня такое ощущение, что он сейчас не меня, а себя уговаривает?

– Ты забыла. Это обосновано законами мироздания и банальной логикой.

– Глеб, – перебила я. – До того как я рассказала об афере Вальтеза, ты говорил, что когда касаешься меня, то чувствуешь, будто…

– Будто я тебя знаю, – закончил мысль демон. – Да. Но это как раз неудивительно. Я не человек, Крис. У меня иной уровень восприятия.

Уровень восприятия? Черт! А как быть со мной? Я слишком хорошо помню тот вечер, когда лежала, свернувшись калачиком и ждала звонка – беспричинного и невозможного. Когда сердце щемило, мир перед глазами плыл, и… ведь у меня действительно ломка случилась. Самая настоящая.

И я точно знаю, мой наркотик вовсе не секс, мой наркотик – Глеб Игоревич Вознесенский.